Группировка «Монолит» перешла в наступление. Ее владения расползаются, грозя подмять под себя всю Зону. Некто очень могущественный стоит за спинами фанатиков, координируя их действия и снабжая «Монолит» самым современным оружием. Цель понятна: тот, кто овладеет Зоной, будет повелевать всем миром.
Дмитрий Силлов — Закон Наёмника
По берегу реки полз человек. Справа катила свои тяжелые воды хмурая Припять. Слева возвышался берег, заросший низкорослыми, кривыми, изуродованными радиацией деревьями с наполовину вылезшими из земли корнями, похожими на искалеченные конечности осьминогов.
И река, и берег уходили вдаль, к близкому горизонту. Лишь руку протяни — и вот он, словно верхушка забора, за которым, возможно, ждет спасение от нестерпимого жара, бушующего в области живота.
Человек полз по самой границе между водой и берегом. Вода частично гасила жар, суша давала надежду. На что? Человек не задавал таких вопросов, требующих сложных ответов. Ведь если начать думать, то можно не выдержать и обернуться. А делать этого нельзя ни в коем случае. Поэтому он просто медленно, очень медленно протягивал руки к горизонту, вонзал пальцы в мокрую землю и из последних сил тянул вперед свое непослушное тело.
Около года спустя за тысячу километров от Зоны
Островерхие крыши уютных коттеджей ласкали теплые солнечные лучи, бережно высушивая дорогую черепицу после недавнего дождя. Помимо этого у лучей было много забот — побегать по лужам на черном, недавно положенном асфальте между заборами, поиграть в догонялки на мокрых лобовых стеклах автомобилей, которые хозяева поленились загнать в подземные гаражи. И, конечно, помочь малышу найти сверкающую серебристую лопатку, которую он потерял, заигравшись, и теперь сосредоточенно разыскивал, перекапывая желтый песок крохотными ладошками.
Рукоять лопатки торчала позади него, возле синего борта песочницы, но ведь искать всегда интереснее не там, где высока вероятность найти искомое, а там, где хочется. Впереди лежал огромный таинственный мир, ограниченный высоким забором цвета чистого, умытого дождем неба, и малышу хотелось исследовать его с начала и до конца. А погремушка была лишь поводом для раскопок, но никак не причиной.
— Миямото, сынок, ты опять весь в грязи по уши!
Хорошо сделанный синий паспорт позволяет любому человеку путешествовать по миру без каких-либо ограничений. Благодаря своему я уже через двое суток высаживался в киевском аэропорту «Борисполь». Пограничник с недоумением посмотрел на меня, словно спрашивая, что загорелый мистер Джек Макгрегор, проживающий в городе Рокфорд, штат Иллинойс, забыл в столице Украины, но пропустил без проблем — у людей с синим паспортом обычно не бывает проблем на границах государств планеты Земля.
Мистер Макгрегор ничего не забыл. Он просто вернулся домой. Именно такое ощущение возникло у меня, когда скрипучий грузовик, миновав мост через реку Тетерев, въехал в село Ораное, расположенное в трех с половиной километрах от КПП «Дитятки».
Понятное дело, что военные за мной в лес идти не рискнули. Резанули для порядка по чащобе парой очередей и на этом успокоились. Мне было проще — я шел какими-то практически невидимыми тропками, словно был здесь не в первый раз, узнавая то, чего ни разу в жизни не видел. Исполнитель желаний вернул мне память о прошлом, но в ней иной раз обнаруживались существенные провалы. Например, убейте меня на месте, не помнил я, чтобы мне доводилось шастать в этом районе, но при этом я знал его как свои пять пальцев. И уверенно шел вперед.
Высоченные деревья смыкались над моей головой, гася кронами солнце, но свет мне не был особенно нужен. В полумраке чащи я чувствовал себя как дома… Интересная мысль. Как дома, я чувствовал себя с того момента, как пересек границу Зоны. Притом что дома у меня никогда не было. Можно было, конечно, с натяжкой назвать этим словом бунгало на острове, где я прожил около года, но не было у меня там такого ощущения умиротворения и душевного равновесия, которое поселилось в моей душе четверть часа назад.
Очнулся я от боли в ноге. Раздирающей, нестерпимой. И заорал не сдержавшись. Вернее, попытался заорать. Получилось не очень — мычание какое-то. Однако боль немного отпустила, и я смог осмотреться.
Я лежал на солдатской койке — сварная рама, пружинная сетка, гнутые трубы вместо спинки. Таких кроватей навалом осталось в Зоне с прошлого века, если повезет, можно и не особенно ржавую найти, которая твой вес выдержит. Мне повезло. Даже надувной матрас подо мной имелся, прикрытый клеенкой. Почему клеенка, понятно — чтоб кровищей не измазал недешевый в этих местах предмет роскоши. Интересно, меня на этой койке собрались разделывать как говяжью тушу или будут еще варианты развития событий?
Мы шли по Болотам. Японец ориентировался здесь как дома — успел освоиться. Небось каждый день на охоту за головами ходил. Моя нога не болела вообще, словно и не была прострелена навылет пару часов назад. Лишь воспоминание осталось, мягко говоря, не слишком приятное.
— Долго еще? — поинтересовался я.
Мой радиометр то и дело попискивал то громче, то тише, и мне решительно не нравилось море мутировавших камышей, по радиоактивному дну которого мы путешествовали. Выскочит из этой колышущейся стены прямо на тебя десяток тех же псевдоплотей — и хана. Ни убежать не успеешь, ни перестрелять. Изначально невыгодная позиция, а я такие с детства не переношу.
— Почти пришли, — сказал Японец. — Правда, место это на редкость гнилое. Радиация зашкаливает и кладбище неподалеку. Постоянно там кто-то плачет, то женщина, то ребенок.
«Так. Пора тему менять», — подумал я.
— Камуфляж за так бери, дарю. А насчет нормального ствола — извиняйте, ребята, даже за деньги ничего нету. Что было — распродал, АК в болоте утопил, когда от «монолитовцев» сваливали, сами видите с чем хожу. Они ж совсем отморозки, мирных торговцев чуть не порешили. Хорошо Ильюша у меня, что лечить, что стрелять, мастер, а то б не отбились.
Жила не врал. Его трейлер, стоящий за домом, был изрядно побит пулями, и я насилу отыскал себе в стопке пятнистой «Флоры» приличный комплект моего размера — из остальных, дырявых и разодранных, сыпались деформированные свинцовые комочки. Ну что ж, и на том спасибо.
Японец перед нашим уходом попытался встать, но получилось у него это не очень хорошо. Нога за ночь распухла, но в допустимых пределах. Похоже, лечение Излома пошло ему на пользу.
— Ну и твари у вас здесь водятся, — скрипнул зубами Японец. — Надо же, болотный кровосос! Первый раз вижу, чтоб у живого существа была такая реакция.
— Вот и отлеживайся, анализируй опыт, — сказал я. — Я наши КПК законнектил, там тебе через каждый час наш маршрут будет обозначаться. Оклемаешься — найдешь нас без проблем.
— Нас? Ты доверяешь этому наемнику?
В гущу леса мы ввалились одновременно. В самом начале пробежки Шрам забрал мой автомат, за что я был ему весьма благодарен — нестись таким аллюром в полной выкладке с пулеметом и грузом дополнительного оружия было, мягко говоря, непросто. Но, спасибо Зоне, добежали.
— Теперь амба, — выдохнул Шрам, привалясь спиной к дереву. — Отбегались.
— Что так? — прохрипел я в ответ.
— Пешочком теперь, а лучше ползком да с болтами. За этим лесочком линия фронта.
— Не понял…
— А чего тут понимать? — хмыкнул наемник, — «Монолит» никуда не спешит. Отгрызёт кусок Зоны, достигнет рубежа, закрепится — и дальше попер как раковая опухоль. Здесь его — не поверишь! — бандюки Борова тормознули возле своей крепости! И что на выходе? Откатился «Монолит» за лесочек, закрепился, и теперь, сам видишь, бандосов вояки прессуют чуть не каждый день.
— Так что, военные заодно с «монолитовцами»? — удивился я.
Шрам усмехнулся.
Холод… Страшный холод… И тошнота, выворачивающая наружу желудок… Но блевать больше нечем, оттого лишь спазмы сотрясают тело и во рту омерзительный вкус желчи…
Я попытался открыть глаза, но веки были тяжелыми, словно свинцовые заслонки в ядерном бункере. Я попытался снова…
Черт, лучше бы я этого не делал! Голова закружилась, новый приступ тошноты сотряс безвольно висящее тело.
Стоп! Несмотря на общее состояние, вызывающее лишь одно желание — сдохнуть поскорее, мысли в голове начали неуверенно выстраиваться в логические цепочки. Тело, висящее на чем?
Судя по ощущениям, руки и ноги разведены в стороны и плотно зафиксированы, причем тело находится под наклоном. Чтоб блевалось удобнее, что ли, не на себя, а в окружающую среду?
Веки я все-таки разлепил и заодно попытался восстановить в памяти прошлые события, пока зрение фокусировалось, медленно превращая размытые пятна в стройную картинку.
Я висел на стальной вертикальной стойке, сваренной из двух стальных полос в форме буквы «X». Нижняя часть крестовины была намертво вцементирована в пол, и возле ее подножия успела натечь приличная бурая лужа. Прямо перед моим носом, сосредоточенно сопя, двигалась чья-то мохнатая макушка и две волосатые лапы. В одной из них был зажат охотничий шкуросъемный нож с крюком на обухе, в другой — окровавленный кусок кожи, который владелец ножа сосредоточенно срезал с моего туловища.
Кожу явно не собирались выделывать, для того чтобы сшить из нее что-то путное. Палач просто отделял ее от тела широкими неровными лохмотьями, стараясь лишь не задеть лезвием мышцы. Впрочем, это было несложно. Стальной зуб на обухе просто цеплялся за край разреза, легкое движение сверху вниз — и кожа распадалась надвое, словно на ней расстегнули молнию.
Отделив очередной шмат от моего тела, палач поднял голову, воровато осмотрелся и затолкал его в пасть. Полузвериные-получеловечьи челюсти принялись быстро перемалывать добытый трофей, с края пасти по волосатому подбородку потекла струйка розовой слюны.
…Боли не было — лишь удивление. Голова «монолитовца» сильно напоминала собачью. Где-то я уже видел такие морды… Но вот где?
Я стоял перед ржавым дорожным знаком. На нем еще остались следы белой краски и черные буквы, по которым можно было разобрать единственное слово, начертанное на жестяном параллелепипеде.
«Лиманск».
Засекреченный город, которого нет на старых картах генштаба.
Город, созданный людьми и превращенный Зоной в гигантскую блуждающую аномалию.
Почему именно «Лиманск»? Да кто ж его знает? Словарь, встроенный в мой наладонник, поясняет просто: «Лиманск». Поиск не дал результатов. «Лиман (от греч. λιμεναζ, — гавань, бухта) — мелководный залив при впадении реки в море».
Может, Зона и вправду живая? И, как всякое живое существо, не лишена своеобразного чувства юмора. Судя по тому, сколько сталкеров пытались пройти через город-призрак и не вернулись обратно, не является ли Лиманск своеобразным рубежом, где река твоей жизни обрывается навсегда, чтобы раствориться в необъятном море, название которого никогда не узнают живые?..
Я шел по Лиманску, размышляя о странном видении, посетившем меня там, за мостом, который давно уже остался далеко за стенами уцелевших зданий. Их оказалось на удивление много в этом городе-призраке — одинаковых, вплоть до повторяющихся номеров домов, табличек с названиями улиц и мемориальных досок на фасадах, словно их множили под копирку.
А может, и множили. Может, так и растет Зона, дублируя свои клетки — одинаковые здания, идентичных друг другу мутантов и сталкеров с одними и теми же мыслями: выжить, раздобыть побольше хабара, продать его повыгоднее, накупить побольше баб, заокеанского бухла, домиков за океаном, островков в океане, а после, когда все опостылеет, бросить эти надоевшие игрушки и вернуться в одинаковую Зону. Где можно просто сдохнуть. А если не получится, то застрелиться от безысходности…
Угу, понятно. Отходняки после искусственного счастья обычно по силе прямо пропорциональны его интенсивности. Спасибо хоть голову отпустило после видения, которое казалось все менее правдоподобным. Ибо не верилось, что вот этот самый город я видел час назад утопающим в цветах и улыбках. Покосившиеся балконы, обвалившиеся внутрь сгнившие крыши зданий, безлюдные, разбитые улицы…
Так, не совсем безлюдные.
Я сделал буквально несколько шагов в мутной взвеси, слишком плотной для обычного тумана, — и осознал, что уже иду не по разбитому асфальту, а по мягкой поверхности, слегка шуршащей под ногами. Опавшие листья? Откуда?
Загадка разрешилась быстро. Туман исчез внезапно, так же как и появился. Молочная пелена перед глазами распалась на белесые нити и растворилась в воздухе… а передо мной вырос ствол исполинского дерева — еще немного, и я приложился бы физиономией о его кору, больше напоминающую толстенную чешую гигантской рыбы.
Вот это номер! Я осмотрелся — и присвистнул.
Итак, туман забросил меня прямо в чащу мутировавшего леса, где каждое дерево было обхвата в три-четыре, не меньше. Если б на ветвях этих растительных чудовищ росли листья, то в чаще было бы темно словно в склепе. Но листья опали то ли при Первом, то ли при Втором взрыве, а может, при последнем Выбросе… и почему-то не сгнили, а слежались в единую массу, превратившись в пружинящий золотой ковер.
Это было больно. Чертовски больно, несмотря на то что мне помимо двойной порции радиопротекторов вкололи нехилую дозу морфина. Двумя круговыми движениями ножа Шрам взрезал кожу на моей голове вдоль границы роста волос и не менее ловко отодрал кожу от черепа. В общем, эйфории от трофейной анестезии я не почувствовал, со всей силы сжимая зубами кусок деревяшки, а коленями — пень, на котором сидел. Еще хуже было то, что я ни черта не видел. — Валерьян, словно висельнику, предусмотрительно завязал мне глаза и нижнюю часть лица. Чисто для того, чтоб кровища не заливала глаза, — на коже головы слишком много кровеносных сосудов.
При этом я прекрасно осознавал, что происходит. Сейчас Шрам стоит рядом, ухмыляясь и рассматривая мой скальп, а Валерьян аккуратно размещает невесомую сеточку на моем окровавленном черепе.