Часть 18 — Дмитрий Силлов — Закон Наёмника

Сталкерский контейнер для артефактов напоминает старинный фотоаппарат. Сверху крышка, снизу дно, с трех сторон стенки, а с одного боку — освинцованные шторки, всегда повернутые к телу того, кто тащит на себе вместилище сталкерского счастья. И кнопка под стеклянным колпачком. Желаешь испытать удачу — снимаешь колпачок, давишь на кнопку, шторки раздвигаются, и артефакт начинает интенсивную обработку твоего тела излучением, понять природу которого вот уже седьмой год безрезультатно пытаются ученые всего мира. Ясно лишь одно — у разных артефактов излучение разное, но природа его одна. Аномальная. Не принадлежащая этому миру, чуждая ему, как раковая клетка. Но каждый день в течение семи лет, прошедших со времени Второго Взрыва, по-прежнему сталкеры откидывают стеклянные колпачки и нажимают на кнопки своих контейнеров, не зная при этом, как скажутся на их дальнейшей судьбе побочные эффекты аномального излучения.
Потому что у каждого они проявляются индивидуально, и здесь бессильны самые мощные и современные радиопротекторы.
Чаще всего любители становиться на некоторое время суперменами потихоньку превращаются в мутантов — не раз в Зоне встречали снорков со сталкерскими поясами, на которых болталось до полудюжины активированных контейнеров. Бывает, что они просто тихо умирают. А потом встают со смертного одра, берут автомат или, на худой конец, вилку, втыкают ее в глаз родственнику или скорбящему лучшему другу, выжирают его мозг и дальше идут гулять по Зоне, подарившей им вечную жизнь… до первой сталкерской пули.
Слышал я истории о том, как активизированные артефакты превращают людей в аномалии, но думается мне, что это лишь сталкерские байки. Сам увижу такое — тогда поверю. Но еще и везет многим. Ходят годами по Зоне с почти не закрывающимися шторками контейнеров — и ничего, какими были, такими и остались, по крайней мере внешне. К тому же стать мутантом или зомби не самое страшное для сталкера, ведь ни один из твоих товарищей не поскупится на пулю для собрата по оружию, попавшего в беду. Смерть же здесь уже много лет никого не пугает — ведь ты сам ходячая смерть с автоматом в руках, и весьма странно для нормального человека бояться самого себя…
Мы со Шрамом бежали по длинному, бесконечному коридору, ширина которого была не меньше десяти метров — и столько же в высоту. Короче, бетонная прямая кишка подземной Зоны. Во всех смыслах.
Ибо она была буквально набита живым биологическим дерьмом, жрущим само себя.
В самом начале я прикинул, что если активированный «Лунный свет» позволяет бежать с постоянной скоростью чемпиона Олимпийских игр на короткие дистанции, то десять километров мы промчимся минут за пятнадцать.
Ага, размечтался…
Когда пламя от огнемета Левши несколько опало, мы, не дожидаясь пока из темноты на нас попрут сотоварищи поджаренных монстров, рванули вперед прямо по корчащимся, обугленным трупам. Широкие лучи наших налобных фонарей то и дело выхватывали из темноты горящие алым светом глаза, оскаленные пасти, когтистые лапы — и мы стреляли раньше, чем мозг успевал переварить информацию и заставить тело трястись от первобытного ужаса. Это и есть рефлекс сталкера, без которого в Зоне не выжить, — стрелять раньше, чем успеешь испугаться.
Первую пару минут мы бежали молча, то уворачиваясь от ударов из темноты, то сами нанося удары ногами, локтями и прикладами, когда не было возможности вовремя довернуть ствол. Чаще всего эти удары не причиняли вреда неведомым чудовищам, а лишь по инерции отбрасывали назад нас самих, давая возможность всадить очередь в источник рева и зловония.
«Лунный свет» пока что позволял нам быть быстрее охотников за человеческим мясом, но я прекрасно понимал — при битве в таком режиме заряда артефактов надолго не хватит. Мы вряд ли продвинулись вперед на пару километров, а сил уже было потрачено немерено — тех, что вливались в наши организмы из контейнеров, висящих на сталкерских поясах. Да и некоторые удары кошмарных порождений человеческого разума все же достигали цели, и, если б не бронекостюмы, мы с наемником давно уже были разорваны на кусочки.
Я прорубал себе дорогу несколько более эффективно, нежели Шрам, — «Бритва» легко кромсала живую плоть чудовищ, что в данной ситуации оказалось немалым подспорьем.
— Давай за мной! — заорал я. — Отсекай тех, что прут сбоку!
Наемник понял и мгновенно перестроился ко мне в кильватер. Дело пошло немного быстрее — я пер вперед эдаким наконечником копья, а Шрам короткими, злыми очередями закреплял успех.
Внезапно напор неведомых подземных чудовищ ослаб. Похоже, монстры набились к выходу из тоннеля, через стальную заслонку почуяв тепло человеческих тел. Ничего удивительного: тот же контролер запросто пеленгует присутствие живого объекта, находящегося от него за десятком бетонных строений. Так что для голодных тварей какая-то секретная бронированная дверь в туалете заброшенной лаборатории?
В общем, мы вырвались. Вот только надолго ли? Я чувствовал, как внутри распоротого рукава моего «Стража Свободы» растекается теплая кровь, но сейчас это было неважно. Главное — добежать, остальное — детали. Одно плохо — запах свежей крови наверняка привлечет новых, менее чувствительных монстров, которые не обратили внимания на тепло за стеной, но на запах кровоточащего мяса отреагируют стопроцентно.
Правда, пока что рев тварей слышался преимущественно за спиной. Подземным жителям не было особой нужды развивать скоростные качества — куда ж добыча денется из замкнутой системы тоннелей? Рано или поздно сама в пасть приползет. Это мелким хищникам скорость необходима…
В чем я убедился немедленно.
Шрам, которому надоело нестись за мной следом, вновь переместился вперед и сейчас бежал рядом со мной. Капюшон его балахона был откинут назад, а шлемы мы решили не брать еще в лаборатории — обзор несколько снижается из-за бронированных боковин, помимо защиты поневоле выполняющих роль лошадиных наглазников. Вследствие чего замедляется реакция на опасность. Так вот, сейчас по этому балахону к затылку наемника ползла жуткого вида мерзость, похожая на человеческий мозг с щупальцами кровососа на брюхе. Этими щупальцами она довольно ловко цеплялась за складки капюшона и рывками карабкалась вверх.
«Неужели он не чувствует, кого на спине везет?» — промелькнула мысль в моей голове, одновременно с которой я осознал — Шрам чешет вперед чисто на автомате с глазами смотрящими в одну точку.
До затылка наемника твари оставалось буквально несколько сантиметров — если бы не тряска, она б уже давно достигла цели. А стрелять было опасно. Не то чтобы я боялся попасть в Шрама, просто хрен его знает, как он отреагирует на выстрел, будучи в трансе. Возьмет да и прошьет в ответ очередью из «Винтореза»…
И тут живой мозг решился на бросок. Уцепился задними щупальцами за складки капюшона и выбросил вперед передние — точь-в-точь атакующий кровосос. Тут я и ткнул в него штыком, светящимся в темноте слабым лазурным светом.
Все вместе от того момента, как я увидел тварь, до того, как она принялась корчиться на клинке «Бритвы», заняло не больше пары секунд. На третьей секунде Шрам споткнулся и чуть не зарылся носом в бетон. Но удержался на ногах и прохрипел:
— Что это… было?
— Вот что, — ткнул я ему под нос тварь, облепившую щупальцами ствол моего автомата. После чего нажал на спуск.
Кровавые лохмотья вперемешку с разодранными на части извилинами брызнули в разные стороны.
— Благодарю, — выдохнул наемник, на бегу утирая лицо рукавом пыльника. Знакомая реакция после ментальной атаки мутанта — ощущение словно кожу на лбу и на щеках стянуло невидимой паутиной. Хотя почему мутанта? Сахаров же говорил, что тоннели набиты плодами биологических экспериментов ученых. Так что Зона здесь, пожалуй, и ни при чем…
Внезапно над нашими головами замелькали какие-то тени. Я поднял голову и присмотрелся. Реально тени — и ничего больше. Тысяча кровососов! Кажется, я знаю природу этого странного явления… как и то, что за ним последует.
— Шрам, огонь по теням! — взревел я, выпуская длинную очередь в бетонный потолок тоннеля.
— На хрена?
Вопрос наемника потонул в истошном визге. Мой фонарь выхватил строчку зависших в воздухе пулевых отверстий, из которых хлестала черная кровь. И означать это могло лишь одно — я не ошибся.
— Ходу!!!
Хотя, наверно, и без моего вопля было понятно — автоматы здесь далеко не панацея, наше спасение лишь в скорости…
Позади меня что-то грузно шлепнулось на бетонный пол. Я притормозил, развернулся на каблуках и всадил остаток магазина в голову раненого монстра, сорвавшегося с потолка. Но перед тем, как череп твари взорвался словно переполненный гноем нарыв, я успел зафиксировать в сознании кадр этой безумной ленты, называемой моей жизнью: зубастая пасть, огромные фасеточные глаза, усы-антенны каждый длиной с полметра. На человеческом торсе безумный биоконструктор прошлого разместил вместо рук осминожьи щупальца с присосками и ноги, вывернутые коленками назад. Эти уродливые нижние конечности оканчивались страшными пилами, одного удара которых было вполне достаточно для того, чтобы перерубить человеческую шею или конечность. Идеальная машина убийства, созданная именно для подземелий — невидимка с режимом «стелс», способный прыгнуть сверху на плечи жертвы, перерезать ей горло, а после, схватив ногами бездыханное тело, подпрыгнуть и умчаться по потолку.
Но сегодня у потолочника номер не прошел — и то лишь потому, что я раньше встречался с этой пакостью и кое-что знал о ее повадках. Как и то, что преследовать нас стая не будет.
Я уже снова мчался по тоннелю, а сзади меня все тише становилось многоголосое довольное урчание — сотоварищи убитого монстра разделывали своими пилами еще теплое тело, предпочтя готовый завтрак сомнительным перспективам опасной охоты.
— Два раза… за две минуты…
В голосе Шрама слышалось явное сожаление. Понятно о чем он — все со своими Долгами Жизни морочится. Я уж забыл давно, кто кого сколько раз выручал в щекотливой ситуации, но для многих сталкеров Долг Жизни превыше всего. Ну да, по идее, потолочник собирался спрыгнуть наемнику на голову. И было бы из-за чего сокрушаться. Главное, слава Зоне, живой, руки-ноги шевелятся, голова работает, а с остальным разберемся в рабочем режиме.
Мы уже минуты три неслись по прямой словно скаковые кони, и ни одной твари не попалось на нашем пути. Странно. Очень странно. И плохо. По моим подсчетам вот-вот должен обозначиться конец пути и, если при изобилии тварей в его начале, на финише царит благодать, значит…
— Территория какой-то сильной мрази… Которую боятся остальные…
Слова Шрама словно озвучили мои мысли. И наглядная картинка к этой озвучке не замедлила появиться — наши фонари одновременно осветили сгорбленную фигуру, появившуюся из темноты.
Сперва мне показалось, что это отморозок из «Ренегатов», неведомым образом оказавшийся в законсервированном подземелье. Типы из этой бандитской группировки любят рядиться в глухие пыльники, при этом раскрашивая лицо сажей, либо напяливая на него жутковатые маски в стиле садомазо. Кому-то, может, и смешно, но увидит новичок такую харю среди болот — жути не оберется.
Этот «ренегат» пошел дальше: нацепил на морду что-то жутко-морщинистое, местами покрытое язвами, а кое-где просто разорванное. Помимо этого он за время сидения в подземелье отожрался так, что стал похож на бочонок. И еще одна странность: в его руках были зажаты два толстых кабеля, противоположные концы которых терялись в смутных контурах электрощита, висящего на стене.
От неожиданности мы слегка опешили. Лично я ожидал здесь увидеть кого угодно, только не жирного бандюка с рваной резиновой маской на харе.
— Чего это он себе на жало натянул? — негромко проговорил Шрам. — Прям «Техасская резня бензопилой», бюрер меня сожри…
— Так ведь это…
Договорить я не успел.
Автомат вылетел у меня из рук, развернулся в воздухе на сто восемьдесят градусов и нацелился мне в лоб клинком «Бритвы». То же самое произошло и с «Винторезом» Шрама. Сейчас, когда мы были под прицелом собственных стволов, жирная и необычайно умная тварь позволили себе расслабиться. Она раскрыла нереально огромную пасть с длинными, загнутыми внутрь зубами, похожими на хирургические иглы, и разразилась громким, булькающим хохотом.
Обычно бюреры — это довольно тупые карлики-телекинетики со старушечьими лицами, любящие рядиться в человеческую одежду и копировать поведение людей. Если они не особо голодны, то вполне реально при встрече с ними разойтись мирно. Бюрер не любитель нарываться на неприятности и, хотя человеческим мясом не брезгует, обычно предпочитает искать менее проблемную добычу, нежели вооруженный сталкер.
Этот же раскушавшийся переросток не только плевать хотел на наши автоматы, но помимо этого еще и решил поглумиться над завтраком, силу свою ему продемонстрировать перед принятием пищи.
Тварь поднесла к морде оба конца кабеля и раскрыла пасть пошире. В тот же миг между концами запитанных от щита кабелей вспыхнула электрическая дуга. Бюрер довольно сглотнул, прокатив по морщинистой шее кадык величиной с теннисный мяч, после чего засунул в пасть оба контакта.
Раздался треск. Из ноздрей мутанта повалил дым, но он лишь зажмурился от наслаждения, как младенец, заполучивший вожделенный леденец на палочке. Правда, при этом наши со Шрамом автоматы продолжали угрожающе смотреть нам в лица. Мой АК даже предупреждающе клацнул затвором, выплюнув патрон на бетонный пол. Бюрер явно был отлично знаком с оружием, и не возникало сомнения, что при малейшей попытке к сопротивлению мы немедленно получим по пуле в лоб.
Помнится, как-то Сахаров говорил, что бюреры по интеллекту находятся на уровне развития пятилетнего ребенка. Жестокого, капризного, карикатурно копирующего повадки взрослых. Вот и сейчас мутант-переросток насасывал свой электрический леденец, сквозь полуприкрытые веки наблюдая за нашей реакцией. Весьма вероятно, что, когда ему надоест это занятие, он просто сломает живые куклы, сожрет что повкуснее и вновь примется за свои игры с мутантами, чьих обглоданных костей вокруг валялось предостаточно. Или же просто примется лепить куличики из собственного дерьма, которого кругом тоже было немерено.
— Значит, играться любим, — пробормотал я, осторожно открывая крышку контейнера. — Сейчас будет тебе подарочек.
Мой АК стремительно приблизился, кончик «Бритвы» завис в сантиметре от моего глаза.
— Спокойно, дитятко, — попытался улыбнуться я. — Папочка тебе игрушку принес.
Бюрер недоверчиво хмыкнул. Мою руку пронзила боль, словно неведомая сила попыталась сломать кости внутри нее. Но я уже достал из контейнера слабо фосфоресцирующий «Лунный свет» и держал его на ладони.
— Игу…ка, — отчетливо пробормотал мутант, при этом один конец кабеля вывалился из его пасти. — Гру…шка…
— Точно, — осторожно кивнул я. — Она самая. Тебе.
Наверно, живя в подземелье, бюрер с рождения ни разу не видел артефактов. Какие развлечения под землей? Да никаких. Поймал мутанта — сожрал, нашел силовой щит — подпитался деликатесом. Ну женская особь из соседнего тоннеля в гости зашла. Всё. А тут — слабо мерцающий шарик! Не до еды, в общем, не до глупостей. Еда подождет под прицелом собственных автоматов.
«Лунный свет» взлетел с моей ладони, и в следующую секунду бюрер уже держал его в огромных бородавчатых лапах, подвывая от счастья.
«Спасибо, Папочка! Я тебя за это легко убью», — возникла у меня в голове счастливая мысль. Притом абсолютно чуждая, отрисованная не человеческими словами, а образами и эмоциями. То есть я абсолютно четко видел себя, осознавал, что меня зовут Папочкой, и словно в кино со стороны наблюдал, как «Бритва» аккуратно входит в левую часть моей груди. После чего последовало резкое круговое движение клинка, из широкой раны вылетел пульсирующий комок и исчез в бездонной пасти благодарного дитяти.
«Но сначала — его. Он игрушку не принес».
— Как не принес, — засуетился Шрам. — Сейчас, сейчас, точно такая же.
Бюрер зачарованно следил, как наемник достает из контейнера близнеца моего артефакта.
«Вы хорошие. Я даже не знаю, кого убить первым».
Мысль была умильной. Бюрер, дистанционно вырвав из рук Шрама второй «Лунный свет», и вправду был искренне нам благодарен за доставленное удовольствие. Он взвизгнул от счастья, выплюнул кабель и засунул в пасть оба светящихся шарика, заранее прикрыв глаза в ожидании нереального удовольствия…
Ярчайшая вспышка озарила подземелье. Два смоченных тягучей слюной кабеля, лежащие на полу, исторгли из себя пару толстых ломаных молний, ударивших снизу в подбородок мутанта. Глаза бюрера, светящиеся словно галогеновые фары, вывалились из орбит и лопнули — хотя не исключено, что это были артефакты, сослужившие нам последнюю службу.
В следующее мгновение я зажмурился — сияние толстенной, словно удав, вольтовой дуги, пробившей голову бюрера, было нестерпимым. Правда, продолжалось это недолго.
Послышался громкий треск, за ним удар об пол и звон мелких металлических деталей, рассыпающихся по бетону.
Я открыл глаза, но вначале не увидел ничего, кроме отпечатавшегося на сетчатке глаз ломаного яркого рисунка на фоне тусклого пятна света от моего налобного фонаря.
— Щит коротнуло и из стены выбило, — пояснил ситуацию Шрам. — Говорила мне мама, не жри много сладкого — лопнешь. А вот ему, наверно, не говорила.
Проморгавшись, я подобрал с пола свой автомат и подошел к трупу мутанта. Тот валялся на спине, уставив в потолок пустые глазницы закопченного черепа, на котором вся плоть просто спеклась в одну черную корку. Да уж, эта помесь бюрера с полтергейстом точно не слышала историю про сталкера Варана, которого убило батарейкой от часов, когда он нес «Лунный свет» размером вдвое меньше тех, что были у нас со Шрамом…
— Ты код помнишь? — осведомился наемник. Он уже стоял у кодового замка бронированной двери, в задумчивости теребя бородку. — После этой свистопляски напрочь все из головы вылетело.
Кстати, это нормальная реакция организма на воздействие артефактов, порожденных аномалией «Электра», — бывали случаи, что народ два на два помножить не мог. Мозг от перегрузок подвисает ненадолго. Но я код помнил наизусть — такое из головы не вышибить никаким «Лунным светом».
— 20062222,— сказал я. Случайно ли, нарочно ли неведомый кодировщик забил в набор цифр два четырехзначных числа — год, когда произошел Второй Взрыв… и еще одну дату, которую я уж точно никогда не забуду.

* * *

За нашими спинами с шипением задвинулись толстенные засовы, надеюсь навсегда запечатывая подземный проход между лабораториями.
Мы стояли в большом сводчатом зале, освещенном вмонтированными в потолок ультрафиолетовыми лампами. Вдоль ближайшей к нам стены зала стоял десяток автоклавов, сильно похожих на стеклянные гробы. Помнится, точно такие же я как-то вскрыл внутри Саркофага, вытащив оттуда несколько отличных сталкеров. На этом узнаваемые предметы заканчивались.
Помимо гробниц в помещении находилось множество массивных устройств абсолютно непонятного назначения с кучей клавиш, кнопок, индикаторов и экранов, от которых в потолок уходили толстенные трубы и кабели. Не иначе наверху были расположены еще какие-то приборы, обслуживающие эти громоздкие порождения человеческого гения.
Зал занимал огромную площадь. Взгляд терялся в нагромождении непонятных устройств, на которых не было и следа ржавчины. Видно, что аппаратурой активно пользовались, поддерживая чистоту в помещении, — даже вот бактерицидные лампы повесили, прям гигантская операционная. Неужто ученые до сих пор проводят здесь свои исследования?
— Мы на уровне ноль лаборатории Икс-восемь, — произнес Шрам. — Над нами еще несколько этажей. Верхние заброшены, нижние, секретные, как видишь, до сих пор функционируют. А над действующими площадями еще пять наземных этажей комбината бытового обслуживания «Юбилейный», в котором при «совке» для отвода глаз чинили теле — и радиоаппаратуру, обувь, одежду и тэ дэ, и тэ пэ. Причем работники КБО Припяти даже не догадывались, что творится у них под ногами.
— А ты неслабо подкован в истории Зоны, — отметил я, вглядываясь в глубь помещения, где мне почудилось какое-то движение: то ли белое привидение мелькнуло, то ли просто мое воображение решило сыграть со мной злую шутку. — Был раньше здесь?
— Я родился в Припяти, — невесело хмыкнул Шрам. — В тот день и год, когда был основан город. Хотя теперь это уже неважно…
— Погоди, — прервал я его. — Там что-то есть. Или кто-то.
Зал был очень длинный, его противоположный конец терялся в темно-синем полумраке, едва рассеиваемом ультрафиолетовым светом ламп. Я взял автомат на изготовку и медленно пошел вперед. Шрам крался рядом. За каким-то громоздким устройством высотой нам чуть выше пояса мы остановились одновременно — неплохое укрытие в случае, если из глубины лаборатории на нас полезет вражья сила.
Наемник глянул в прицел «Винтореза», замер на мгновение, после чего протянул мне свою снайперскую винтовку.
— Глянь, — сказал он.
Я удивленно посмотрел на него. Давать личное оружие другому можно лишь в крайнем случае, а у снайперов вообще не принято, чтобы кто-то касался инструмента, — именно так называют многие из них вылизанные, пристрелянные под себя, подогнанные только под свою и ничью другую руку стволы.
Но Шрам был серьезен как никогда.
— Бери. И смотри. Только не стреляй сразу.
Я пожал плечами, взял «Винторез» и приник к прицелу.
И замер, не веря своим глазам. Хотя в глубине души ожидал увидеть нечто подобное с того самого момента, как два дня назад пересек Периметр Зоны…
Хороший стрелок никогда не будет целиться так, как рисуют художники на военных плакатах — прищурив левый глаз. При такой стрельбе мышцы закрытого глаза излишне напряжены, и это напряжение рефлекторно передается другому глазу, которым горе-снайпер пытается рассмотреть цель. В итоге острота зрения, а вместе с ней и результативность выстрела уменьшается чуть ли не наполовину.
Поэтому я не только смотрел в ПСО-1 «Винтореза», а еще и чисто автоматически краем второго глаза фиксировал то, что происходило слева от меня. Но картина, которую я видел в прицеле, настолько приковала к себе мой взгляд, что я среагировал на долю секунды позже, чем следовало…
В шею чуть ниже уха кольнуло.
Я даже не стал дергаться, а просто аккуратно положил оружие на крышку прибора и, повернув голову влево, усмехнулся:
— Все это с начала до конца было контрактом?
Мир вокруг меня стремительно разваливался на кусочки, словно витраж, разбитый пацаном, который слишком хорошо научился стрелять из своей рогатки. Только вместо звона стекла я уже очень издалека услышал равнодушные слова:
— Ничего личного, сталкер. Ты же сам все понимаешь…