ЗАКОУЛКИ ПРОСТРАНСТВА – Глава 6
— Шрам! — громко позвал я. — Стой, дай я сам послушаю, что там.
Сталкер полз первым, потом — Илья Львович, я, Злой, Звонарь и Никита с фонарем. Когда старик прижался к стенке квадратной вентиляционной трубы, тянувшейся горизонтально уже пару десятков метров, я положил фонарь, протиснулся мимо него и добрался до Шрама. У того был третий фонарь — луч озарял развилку, за которой один «рукав» шел прямо, а второй опускался. Сталкер повернул ко мне спокойное лицо, и я спросил:
— Ну?
Вместо ответа он нагнул голову, приложив ухо к железному «полу».
— Звонарь, не сопи! — сказал я. — Илья Львович, и вы тоже потише дышите, пожалуйста.
Я последовал примеру Шрама. И услышал приглушенные голоса: один что-то спрашивал, другой отвечал.
— Это Медведь, кажется, — прошептал я. — А второй… то ли Пирсняк, то ли еще кто-то. Капитана голос я плохо знаю.
— Где вы там Пирсняка надыбали? — вскинулся сзади Злой. — Что, доносится сюда как-то? А Марьянки не слышно? Я бы ее пристрелил сейчас за милую душу, только б на глаза попалась, стерва…
— Помолчи ты! — шикнул я.
Голоса стали громче, но почти сразу стихли. Тут же в отдалении застучал автомат. Я скользнул между Шрамом и стенкой, оглядел развилку.
— Вояки все время вниз куда-то стремились. Надо в эту ползти, значит.
— Ну так ползи! — рявкнул Злой.
— А ты фонарь мой возьми.
Кое-как я сумел перевернуться ногами вперед, повесив «узи» на грудь, начал сползать на спине, расставив ноги, скользя ребрами подошв по шероховатому металлу. Остальные, покряхтывая и сдержанно ругаясь, ползли следом. Труба выровнялась, и я увидел решетку в_ нижней стенке. Приблизился, лег на живот, почти прижавшись к ней лицом, посмотрел. В этом месте вытяжка тянулась под потолком полутемного коридора. Внизу какая-то согбенная фигура, тихо сопя, волокла человеческое тело, оставляя потек крови, — перемещалась немного вперед и рывком подтаскивала жертву за собой.
— Это еще кто? — прошептал мне в ухо Злой, который, протиснувшись мимо Шрама, улегся рядом.
Я пожал плечами, наблюдая, как существо — или это был человек? — медленно исчезает за поворотом. Кажется, у него не было ног, во всяком случае, подняться оно не пыталось и двигалось, будто калека, торс которого прикручен к доске.
— Ладно, хватит здесь торчать, дальше давай!
Злой уже начал раздражать меня. В отличие от молчаливого Шрама, он был слишком беспокойным, постоянно покрикивал на окружающих, что-то требовал от них.
Вскоре труба повернула, и впереди забрезжил зеленоватый свет. Я вновь перевернулся, прополз на локтях еще несколько метров, достигнув перегораживающей трубу легкой решетки, выглянул сквозь прутья. Позади стало тихо: спутники остановились, дожидаясь, пока я сдвинусь с места. Рассмотрев помещение, я повернул голову и зашептал:
— Вроде пусто там, но оно большое, все не могу разглядеть. Шрам, я сейчас решетку выбью, сразу прыгаю и отскакиваю влево. Там под стеной какая-то фигня стоит, вроде за ней можно спрятаться. Ты за мной — и вправо прыгай, там такая же фигня. Злой, Пригоршня, а вы выставляйте стволы наружу и глядите, если вдруг кто-то зашевелится или стрелять начнет, гасите его. Напарник, так?
Он кивнул:
— Хорошо, давай так.
— Ладно, договорились, значит. И потом, если тихо внизу, все вылезайте, только побыстрее. И сразу бежим дальше. А то Злой вообще-то прав: потеряем вояк окончательно, потом не найдем уже в этом лабиринте.
Я в третий раз стал переворачиваться, а Шрам спросил:
— Что за фигня под стенами?
— Не знаю. Вроде шкафов каких-то, но светятся. Улегшись на спину и прижав колени к подбородку, я взял в одну руку «узи», в другую «браунинг» — и врезал подошвами по решетке. Она выпала, я выскочил следом. На мгновение взгляду открылось все просторное длинное помещение, потом я рухнул на пол и тут же покатился влево, под прикрытие массивного стеклянного цилиндра. Он высился под стеной, до половины утопленный в нее, почти достигая потолка, накрытый покатым колпаком из металла и пластика.
Я застыл на коленях, выставив автомат, целясь в глубь помещения. Вдоль стен длинными рядами стояли несколько десятков таких же цилиндров, светящихся зеленым. Из отверстия вентиляции под потолком ударил луч фонаря, в нем мелькнула тень, и Шрам, спрыгнув на пол, тут же бросился в другую от меня сторону.
— Вроде тихо, — сказал я. — Никого не вижу пока.
Он замер, подняв автомат. Я покосился вверх: из вентиляции торчал ствол, потом высунулся второй.
— Спускайтесь по очереди, — поднявшись на ноги, я переместился ближе к отверстию, прижимаясь к стене, поднял руку. — Эй, фонарь давай, потом сам слезай.
Когда все оказались внизу, мы со Шрамом уже стояли перед цилиндрами, рассматривая содержимое. Наполняющая их густо-зеленая светящаяся жидкость мягко волновалась, со дна то и дело поднимались крупные, каких не может быть в обычной воде, пузыри. В голову пришло когда-то услышанное и давно позабытое слово: автоклав. Это он и есть, что ли? Из-под накрывающего емкость колпака свешивалось несколько шлангов и проводов разной толщины, концы их исчезали где-то под лопатками, на шее и груди обнаженной женщины. Бледное худое лицо, по которому гуляли синеватые блики, было обращено ко мне, глаза и рот раскрыты. На левой руке от локтя до предплечья кожа отсутствовала, виднелся красноватый валик бицепса, состоящий будто из сросшихся нитей. Самый тонкий шланг, закрепленный резиновым нагубником, исчезал во рту женщины, другой, в ребристой металлической оболочке, примыкал к основанию шеи, где было вырезано круглое отверстие с каемкой припухшей кожи. Женщина не стояла, но висела, — возможно, удельный вес жидкости был такой же, как и у человеческого тела, — слегка подогнув необычайно тощие ноги. Руки с широко расставленными пальцами (один мизинец украшало железное кольцо, каким зоологи обычно метят перелетных птиц) покачивались, когда мимо них проскальзывали пузыри.
— Что это за хрень? — произнес Никита за спиной, и я обернулся. Злой, подняв берданку, шел между рядами автоклавов вперед, остальные сгрудились у цилиндра напротив. Оттолкнув вытянувшего шею Звонаря, я шагнул ближе: там был худой, с выступающими ребрами подросток. Лысый, с цыплячьей шеей, крупной бугристой головой и запавшими щеками. Без ног. То есть не просто без ног — у него вообще не было нижней половины тела, включая тазобедренный сустав. Из среза торчал конец позвоночника, к которому была подсоединена гроздь проводков, исчезающих в синей жидкости.
— Елки-палки, это ж не бюрер и не псевдоплоть какая-нибудь! — сказал Никита. — Обычный человек…
— Был, — добавил я.
— Да что ж они с ним сделали? И кто эти «они»?
— Ученые какие-то. Я слышал, в Зоне несколько военных центров лаборатории держат, секретные, конечно. Исследуют мутантов, опыты всякие проводят… Так почему бы им и людей заодно не исследовать? Помню, прошел слух как-то, что натовцы кому-то в правительстве крупную взятку дали, и им разрешили исследовательский центр построить, подземный…
— Но как оно под Долиной оказалось? Я кивнул.
— Тоже об этом как раз подумал. Может, в этом месте не только такие вот… биологические опыты ставили, но и физические исследования проводили? В смысле, по физике пространства? Что если оно над собой пузырь и создало, то есть он появился из-за того, что здесь у них какой-то процесс из-под контроля вышел?
Получеловек в автоклаве вдруг широко раскрыл глаза. Голова качнулась, он уставился на нас… или мимо нас, не заметив, лишь ощутив, как за границей жидкого зеленого мира, в котором его поселили, возникли смутные тени. Понятия не имею, что творилось с мозгами этого несчастного, но руки его приподнялись, он оскалился, обнажив беззубые десны, подался вперед и ударился лбом о стенку. До нас донесся глухой, едва слышный звук. Подгребая руками, подросток отклонился назад и вновь ударил головой, потом еще раз, еще, еще… Эти монотонные полумертвые движения казались механическими, рефлекторными, словно у мухи, которая раз за разом бьется о стекло, не способная понять своим мушиным сознанием, что это за непреодолимая и невидимая преграда стоит на ее пути к свободе, — и одновременно в них было что-то мучительное, как в крике о помощи того, кого уже невозможно спасти, что-то ужасно безысходное, обреченное.
— Хватит торчать там! — крикнул Злой, успевший отойти на несколько шагов. Его скрипучий неприятный голос, внезапно раздавшийся в тишине, нарушаемой лишь приглушенным бульканьем автоклавов, заставил всех вздрогнуть, словно разрушил какую-то мертвенную кошмарную иллюзию.
— Идем, — сказал я, вместе со Шрамом отходя от автоклава. — Пригоршня, не торчи там, хватит!
Полчеловека продолжал мерно биться о стенку, когда все мы двинулись дальше между рядами цилиндров. Миновали нескольких мужчин и женщин — отдельные части их тел были заменены металлическими и пластиковыми фрагментами; прошли мимо киборга с механическими ногами-пружинами, мимо тела, у которого вместо головы был полупрозрачный шар, полный какой-то мутной жидкости, — в глубине, в самом центре шара, тускло светился красноватый огонек. Позади осталось несколько бюреров и необычно большая, распухшая псевдоплоть, которой удалили ее крабьи ноги, а вместо них пришили короткие щупальца, отрезанные, судя по всему, от кальмара, причем пришили грубо, так что хорошо видны были места стыков, неровные стежки нитей и крупные металлические скобки, соединяющие части тел. Еще здесь были крысиные волки — около двух десятков, по два-три в одной емкости. Среди них я не заметил ни одного киборгизированного, но с боков и спин большинства шкура была спущена, к обнаженным мышцам и суставам подходили провода. Ближе к концу ряда в автоклаве висел еще один подросток без нижней части тела и там же — крупный крысиный волк; позвоночник человека был присоединен к хребту зверя при помощи керамических зажимов и длинных болтов, виднелась сцепляющая тела гроздь нервов, заключенная в прозрачную пластиковую трубку. Уродливый «кентавр» висел так, будто спал, лежа на боку, обе пары глаз закрыты. Подросток был неподвижен, а огромная крыса иногда принималась двигать ногами, словно бежала, — должно быть, ей снилось, что она преследует добычу.
Я догнал Злого — он спешил вперед, лицо было сосредоточенным и хмурым, один глаз подергивался. Наконец мы достигли конца помещения. В крайних автоклавах висели слепые псы-переростки: у одного не было задней половины тела, из среза шел толстый жгут проводов, у второго же бока сдавили зубастые металлические захваты, а на спине стояла небольшая турель с многоствольным пулеметом, напомнившим мне тот, что горе-умельцы приспособили на колпаке вертушки, но раз в десять меньше, будто игрушечный. Сзади к турели была приварена железная коробка, спереди тянулись провода — концы их исчезали под резиновой заглушкой на темени пса. Бока, зад, ноги зверя были скрыты выпуклыми пластинами, чем-то вроде сегментированной брони, спроектированной «специально для такой формы тела, а на голове поблескивал вытянутый решетчатый шлем.
Возле торцевой стены стоял длинный металлический стол. За последним автоклавом была дверь, напротив нее — большое устройство, напоминающее древние компьютеры, металлический шкаф с тускло мигающими датчиками и кнопками.
— Гудит, — сказал Пригоршня, несильно топая.
Только теперь я осознал, что все это время из-под пола доносилось приглушенное гудение, будто от трансформатора, и здесь, возле машины, оно стало куда громче, казалось даже, что пол чуть дрожит.
— Эта штука работает до сих пор, — добавил напарник, стукнув прикладом по стенке электронного шкафа. — А вон шланги…
Из боковой панели машины выходили не то кабели, не то шланги, покрытые плоскими железными кольцами, — провисая, они тянулись к стенке ближайшего автоклава, который был соединен со следующим, подсоединенным, в свою очередь, к тому, что стоял еще дальше… Все емкости в помещении были включены в общую систему, и управляла ею эта машина.
— Нагляделись? — спросил Злой. — Пошли, а то вообще хрен отсюда выберемся!
Он шагнул к двери, и тут она распахнулась, сильно ударив его по груди и голове. Злой отшатнулся и, крякнув, свалился между раскрывшейся дверью и стеной — а в проеме возник Медведь.
* * *
Это был коренастый, широкоплечий мужик с бычьей шеей и мощной выпуклой грудью. Он почему-то всегда напоминал мне дуб — невысокий, кряжистый, с могучими толстыми сучьями. С головы свешивались космы нечесаных темных волос. Выцветший комбез горчичного цвета, под ним шерстяная рубаха. Штанины закатаны до лодыжек, рукава — до локтей; на ногах высокие ботинки, руки волосатые, как и грудь под расстегнутым воротом.
В руках «эфэн».
На лице, заросшем густой щетиной, посверкивали глаза: темные и слегка безумные. Медведь всегда был немного психом. Одержимый, что тут скажешь.
Кажется, он не ожидал увидеть нас здесь, но увидев — не растерялся. Когда Злой свалился за дверью, прижатый ею к стене, взгляд Медведя метнулся из стороны в сторону, и сталкер оскалился, показав крупные белые зубы. Ствол «эфэна» поднялся, уставился мне в лицо — я стоял ближе всех к двери.
Ствол этот стал вдруг очень большим, расширился, как черная дыра, в которую ты стремительно падаешь, закрыл все поле зрения…
— Косматый, я тебя видел, ты в кабине сидел, привет, Косматый, зачем к нам пришел, хочешь увидеть Хозяев Зоны, так они с нами, здесь!
Передо мной возник человеческий силуэт, и черная дыра стремительно уменьшилась, вновь стала обычным стволом — из которого вырвались пули.
Стоящий сбоку под стеной Шрам опустился на одно колено, вскидывая автомат, я и Никита одновременно бросились на Медведя, а он пнул Звонаря, и тот врезался в нас — упали все трое.
Шрам выстрелил, Медведь отпрянул, пули ударили в дверь, которая качнулась навстречу, так как ругающийся Злой как раз попытался встать и выбраться из-за нее.
Продолжая стрелять, Медведь спиной вывалился в дверной проем, после чего «эфэн» смолк. Через мгновение сталкер пропал из виду, отпрыгнув куда-то в сторону. Сзади пронзительно запищал сигнал тревоги, на пол перед нами легли красные отблески. Шрам, так и не попавший в Медведя, прекратил стрелять. Я услышал приглушенный возглас на английском, голоса, топот…
— Мочи их! — истошно вопил Злой, пытаясь выбраться из-за двери.
Мы с Никитой поднялись на ноги, а Звонарь остался лежать неподвижно — одного взгляда было достаточно, чтобы понять: он мертв. Напарник прыгнул к железному столу, с натугой приподняв его, перевернул и бросил на бок так, чтобы перекрыть дверной проем, за которым виднелось что-то странное: земля, кусты, даже дерево… Нет, не открытое пространство — сверху был покатый потолок-купол. За небольшим пригорком посередине зала возникли три головы: капитана Пирсняка, Уильяма Блейка и незнакомого солдата. Все трое открыли огонь, и мы с Пригоршней рухнули за стол. Сирена неистовствовала, красный свет метался по стенам и потолку. Я наконец оглянулся: машину, управляющую автоклавами, прочертил ряд дыр. Передняя панель проломилась и упала, повиснув на одном шурупе, провода за ней превратились в лохмотья, возле них быстро вращалась, шипя, прозрачная бобина, беспрерывно стуча оторванным концом коричневой магнитной ленты, и рядом другая бобина медленно крутилась в обратном направлении.
Сирена внезапно смолкла, и громкое бульканье наполнило помещение. Одновременно все шланги, соединяющие автоклавы, напряглись, приподнялись, затем провисли вновь: зеленая жидкость покидала емкости. Доносящееся из-под пола гудение стало громче и ниже, в него вплелась мелкая вибрация.
В проеме возник солдат, ствол пистолета в его руке уставился на нас с Никитой, и тут же Злой выстрелил сквозь щель между дверью и стеной. Солдат опрокинулся на спину; как только он перестал закрывать обзор, Пригоршня, а потом и я открыли огонь. Мои пули пошли слишком высоко, Никитины же пробороздили земляной склон, поднимаясь к трем торчащим над вершиной головам. Те исчезли, а сбоку от пригорка, за кустами, на мгновение возник Медведь, взмахнул рукой и тут же пропал.
— Граната! — Напарник отпрыгнул вбок, я последовал его примеру.
Упав под столом, она взорвалась. Тяжелую столешницу со скрежетом сдвинуло, ножки ударились в машину. Из глубины зала донеслось несколько выстрелов, а потом ненадолго наступила тишина, и в ней прозвучал голос Ильи Львовича, который все это время прятался в узком закутке между машиной и стеной:
— Они оживают!
Высунувшись из укрытия, он показывал на ближайшую емкость, в которой тело пса с пулеметом на спине покачивалось, лапы дергались, голова подрагивала…
Я перебрался за стол, в узкое пространство между столешницей и машиной. Светящаяся жидкость исчезла из автоклавов, стекла куда-то под пол, в помещении стало темнее. Шрам, перед взрывом успевший отскочить, на коленях двигался вдоль стены, приближаясь к двери; Пригоршня следовал за ним. Сейчас я был единственным, кто хорошо видел соседнее помещение, да еще Злой выглядывал в щель, сквозь которую пристрелил солдата.
— Я таки советую всем побыстрее очистить от себя эту комнату… — произнес Илья Львович почти будничным голосом.
Его слова заглушил громкий стук, с которым покатые колпаки всех автоклавов резко поднялись.
И одновременно сразу трое солдат бросились к дверному проему из глубины зала, перепрыгивая через кусты и рытвины. Я дал одиночный выстрел — один упал.
В этот момент пес с оружием на спине выбрался из автоклава.
Он тут же свалился на бок, попытался встать, судорожно поджимая лапы, заскользил… Конечности разъехались, зверь ударился грудью о пол, поднялся, боком засеменил от своей бывшей тюрьмы, скалясь, но не рыча, фыркая и чихая сквозь решетку шлема, будто кот, который только что выбрался из воды.
Солдаты приближались, двигаясь зигзагами, чтобы в них труднее было прицелиться. Они не стреляли только потому, что никого не видели: все, кроме меня, находились по сторонам от двери, я же прятался за столом и выглядывал сбоку, так что в проем меня невозможно было заметить.
В глубине помещения из автоклавов выпадали или ползком выбирались другие существа. Кроме меня и старика, их пока никто не заметил: Шрам, Никита, Злой — все с изумлением глядели на пса-пулеметчика.
Приподнявшись, я нажал на курок, но «узи» молчал: опустел рожок. Запасные находились в рюкзаке у Пригоршни. Оба солдата открыли огонь, но я нырнул за стол — пули ударили в столешницу и в машину позади. Засовывая «узи» за ремень и доставая «браунинг», я улегся плашмя, выглядывая.
Пса вынесло к дверному проему, и откуда-то из глубины соседнего помещения раздался испуганный возглас Марьяны. Лапы вновь разъехались, он плюхнулся на брюхо, но сразу поднялся; стволы пулеметика завращалисъ. Металлические пластины на боках и заду зверя тускло поблескивали. Я направил пистолет в его сторону. Солдаты снаружи резко свернули — один вправо, другой влево.
Пес открыл огонь. Никогда не думал, что смогу сказать или подумать такое: собака начала стрелять.
* * *
Маленький пулемет глухо застучал, с пронзительным свистом вращая стволами. Один солдат успел отбежать, но второго очередь зацепила, ударила в плечо, развернула вокруг оси и бросила на землю. Пули врезались в склон, куда до того уже попал Никита, и холмик будто взорвался. Пес начал отъезжать, как по льду, скребя когтями пол.
Никита со Шрамом открыли пальбу, и пули зацокали по броне. Тело зверя содрогнулось, голова обратилась к сталкерам. Пулемет стал поворачиваться — еще пару секунд очередь била в дверной проем, затем взломала косяк и ударила в стену, смещаясь, приближаясь к людям… Я проскользнул между ножек стола, упал на живот, оттолкнулся ногами от машины и, через мгновение оказавшись прямо позади пса, вытянул руку между его задних лап. Брюхо оставалось единственным незащищенным местом. Прижав к нему ствол, я выстрелил.
Успел всадить три пули, а потом он, зарычав, лягнул меня в голову. Пулемет стих, зверь отпрыгнул к проему, неловко повернулся, скользя, припадая задом к полу. Злой, до сих пор остававшийся за дверью, с ревом налег на нее, толкнул изо всех сил, ударив пса. Дверь захлопнулась, выбросив того из комнаты. Я встал на колени, прижимая ладонь ко лбу, на котором когти оставили глубокие царапины.
За дверью раздался приглушенный возглас, и тут же вновь застучал пулемет. Звук удалялся: зверь бежал к кустам, преследуя тех, кто раньше скрывался за ними.
Илья Львович мелкими шажками вышел из-за машины, глядя в глубь помещения остановившимся взглядом.
Вместе со всеми я обернулся. Стук пулемета стих в отдалении, его сменили другие звуки: хрип, постанывание, фырканье, скрежет когтей по полу, щелканье суставов… Все это становилось громче по мере того, как вывалившиеся из автоклавов существа, постепенно приходя в себя, приближались к нам — кто ползком, кто на четвереньках, а кто и выпрямившись во весь рост.
Шрам, первым сообразивший, что к чему, распахнул дверь.
— За мной, — бросил он, выскакивая вслед за псом.