Глава 8

 

Нас почти сразу разбросало в разные стороны. Еще несколько мгновений темный висел на шее Пригоршни, сжимая ее сначала обеими руками, после одной, — а затем поток воздуха отшвырнул его далеко вправо.

Пронзительное шипение и дрожь наполняли пространство. Я дернулся, стараясь ухватиться за край окна, но не смог, вместо этого потерял ружье. Тело скрючилось, будто я пытался сделать обратное сальто: спина сгорблена, голова вниз, ноги согнуты так, что колени почти касаются ушей, — и в этот миг рядом протащило пистолет-пулемет, который Никита, оказывается, тоже упустил.

Вокруг бушевали искры, пол превратился в размытый диск, а растущая ниже других пухлая гроздь артефактов с гудением проносилась мимо каждые несколько секунд, напоминая свернутую клубком гирлянду из круглых кроваво-красных ламп.

Я попытался выпрямиться, но тугой поток воздуха норовил согнуть тело коромыслом. Пригоршня и темный исчезли из виду; электричество покалывало тело сотнями иголочек, воздух выл, будто волк на луну. Все, конец сталкеру по прозвищу Химик! И другу его Пригоршне тоже конец: через несколько секунд превратимся в конфетти.

Откуда-то из дымной полутьмы вынырнул темный, оскалившись, ударил меня ножом. Лезвие пронеслось в сантиметре от шеи, я отпрянул и вонзил колено ему между обрубков ног. Сталкера отбросило в сторону, а меня самого крутануло так, что он остался где-то за спиной. Я не видел центра воронки, различал лишь фонтан голубого пламени, бьющий оттуда, — и с каждым витком он становился все ближе. Меня пронесло мимо перегородки, но ухватиться за окна или дверь было невозможно. Сзади, среди сплошной клокочущей серости, что-то мелькнуло, и я кое-как извернулся, разглядывая предмет.

Какой бы хаос ни царил внутри аномалии, в извивах воздушных потоков была своя система, и более массивные тела двигались немного медленнее… Электроружье нагоняло меня, хотя и вращалось на два витка дальше от центра.

Я следил за ним, изгибая шею, пока в ней не хрустнуло. Затем рядом будто взорвался воздушный пузырь, поток горячего воздуха вместе с колючими искрами пыхнул в лицо, и меня стремительно провернуло на сто восемьдесят градусов. В голове загудело, к горлу подступила тошнота. Я сжал зубы, сглотнул — не хватало еще уйти в небытие в клубе собственной рвоты.

Мелькнул дверной проем, сквозь который внутрь лился свет осеннего дня. Вытянув руку, я вновь попытался уцепиться за него, но кто-то дернул меня за ступню.

Я оглянулся: на мне висел темный. Он замахнулся, нож почти вонзился мне в колено, но в последний момент я успел перехватить и вывернуть худое запястье. Пальцы темного соскользнули с ноги, поток воздуха отнес его… прямо на Пригоршню, которого выбросило из бушующих сумерек ближе к нам. Напарник пнул сталкера в копчик. Тот завращался юлой, метнул в Никиту нож, но промахнулся. Никита ухватил сталкера за волосы, потянул к себе, его тяжелый кулак врезался в смуглое чернобровое лицо. Удар был очень силен, но тут темный повел себя неожиданно: двумя руками вцепился в напарника, не позволяя отбросить себя, согнулся в три погибели… На мгновение мне показалось, что сейчас он ткнется обрубками ног в плечи напарника, но вместо этого темный вдруг резко развел их и тут же сомкнул, как ножницы, сильно ударив Пригоршню по ушам.

Должно быть, в голове напарника после этого слегка помутилось, потому что пальцы его разжались, а тело расслабилось.

Дальше я не видел: прямо передо мной оказалось ружье. К этому времени безумная турбуленция карусели привела к тому, что я летел дальше всех от центра спирали, оружие — чуть ближе к нему, а Никита и темный — еще ближе. Недолго думая, я схватил электроружье, прижал приклад к животу. В этот миг напарник, изогнувшись, врезал лбом в подбородок темного, отбросив его от себя, и тогда я выстрелил.

И не попал: слишком быстро все вокруг двигалось, слишком сильно дрожало, сложно было направить ствол точно в цель посреди этого хаоса.

Молния прошила сумерки, миновав темного, попала в центр спирали. Голубое свечение полыхнуло в ответ, и тут в голове мелькнула безумная мысль… Я начал стрелять — еще раз, еще, еще… Вой оружия не был слышен в реве воздуха, но молнии с периодичностью в полторы-две секунды вылетали из ствола, почти каждый раз ударяя в центр воронки, отзывающийся вспышками.

Потом оттуда посыпались искры, узкий сноп их шибанул в невидимый потолок, и одновременно искрящийся стержень упал вертикально вниз, к полу… Воздушная спираль стала напоминать колесо, насаженное на сияющую ось.

Карусель взревела и закачалась, выписывая восьмерки. Мы были уже совсем рядом с центром, когда передо мной вновь оказался темный сталкер. Мимо как раз несло упущенный Никитой пистолет-пулемет, мы заметили его одновременно и потянулись — я одной рукой, темный двумя…

Он успел первым. Я видел, как за его спиной центр воронки окутался слепящим огнем, как свечение все усиливалось, норовя сжечь сетчатку… Сталкер поднял «эфэн», а я машинально вскинул ружье, прикрываясь им. Он выстрелил и попал в приклад.

В отличие от электроружья, пистолет-пулемет дает отдачу. Темного бросило назад, он покинул наш виток спирали и плечами вломился в центр карусели. Его тело набухло светом, который полился сквозь каждую пору на коже, но особенно ярко, густо-белыми лучами, — из глаз, ноздрей и разинутого рта.

Я выстрелил. Разряд впился в сталкера. Я выстрелил еще раз. А потом темный исчез во вспышке.

Нет, мне не удалось разрушить аномалию электроразрядами. Сияние стремительно разрослось, напоминая диск с острыми как бритва краями. Я еще успел заметить в его центре блеклый зелено-синий овал, похожий на человеческий глаз, — так вот в чем дело, карусель срослась не с мясорубкой, нет, она слиплась с оком, он стал ядром и влиял на ее структуру! — после чего ревущая волна света накрыла меня.

 

 

* * *

 

Первое, что я услышал, — это звук, какой бывает, если небольшую дыню уронить на бетонный пол с полутораметровой высоты. А первое, что увидел, — Никита, стоящий на коленях, с электроружьем в руках склонившийся над темным сталкером.

— На «мини» переведи! — выкрикнул я, но он то ли не услышал, то ли уже сделал это — и выстрелил.

Точнее, не выстрелил, а нажал на курок. Ничего не произошло: оружие не сработало. Темный приподнялся, и Пригоршня дважды обрушил ствол на его голову. Сталкер упал, Никита отбросил ружье, потянулся к лежащему рядом «эфэну», схватив, выстрелил в смуглый лоб.

— Никогда не угадаешь, сколько мозгов у человека, пока они не разлетятся по земле, — проворчал я.

Никита на заду отполз от мертвеца и уселся по-турецки. Я привстал, упираясь ладонями в щебень. После карусели тошнило, ландшафт вокруг плыл и покачивался.

— Живы, Химик… — пробормотал напарник. — Слышишь, живы мы! Не разорвала нас карусель, а?

Он стукнул кулаком по щебенке и взглянул на меня. Я молча изучал пейзаж за его спиной.

— Ведь думал: все, конец. Из карусели не выбираются. То есть когда она нас затянула, я не просто подумал, что смерть пришла, я это понял, всем сердцем проникся, до печенок уверовал, что вот сейчас, еще немного — и сдохнет Никита Ильич Новиков, конец ему настанет. С этим, с темным, я так, машинально дрался… Ну, потому что инстинкт самосохранения, никуда не денешься. Но реально уже ощутил, что конец мне, да не простой — еще и больно сейчас будет очень, когда она станет на части рвать. Но — свезло нам. А, Химик? Зона за нас, потому что она любит удачливых! — и Никита пнул темного. Тело перевернулось, ткнувшись разбитым лицом в мелкие камни… после чего стало вместе с ними медленно сползать.

Потому что мы находились на относительно широком и длинном уступе, а выше и ниже был склон горы.

— Зона против нас, потому что она не любит идиотов, — сказал я не то чтобы недовольно, но несколько кисло. — Я тоже рад, Пригоршня, ты только скажи: куда это мы попали?

Он привстал, оглядываясь.

— Не, я таких мест в Зоне не знаю.

— Зона? — переспросил я. — Ты что, напарник, какая ж это Зона? По-моему, мы не в Зоне теперь.

 

 

* * *

 

Светло, солнечно — хотя солнца не видно, то ли оно скрывалось за вершинами гор, то ли его невозможно было разглядеть сквозь желто-белую дымку, окутывающую окрестности. Вершины тоже тонули в этом прозрачном пушистом тумане.

Тепло. Даже, пожалуй, жарко. И как-то очень сухо, будто в пустыне. От одного вида окружающего пейзажа пересыхало во рту. Сглотнув, я поднялся, качаясь, как пьяный, добрел до края уступа, на котором мы находились, и посмотрел вниз. Каменистый неровный склон, крутой, но не отвесный. Я присел на корточки. Невозможно было разобрать, что внизу, хотя мне показалось, что горы тянутся большим кольцом, то есть там круглая долина… Но она терялась в дымке, будто залитая теплым засахаренным кремом.

Далеко слева на краю выступа стоял бревенчатый домик, невысокий и длинный, торцом примыкающий к склону. С другого торца виднелись крыльцо и навес, за ними — короткий настил из досок, нависающий над обрывом. Над крышей домика был ветряк с жестяными крыльями, он вращался на ветру, приглушенно скрипя и чем-то лязгая.

И все, больше здесь ничего не было. Камни со всех сторон. Дом с ветряком. Невидимая долина у подножия гор, небо. И мы на щебне посреди всего этого.

— Где мы? — спросил Пригоршня.

Я молчал, и он, задав вопрос, тоже надолго умолк, покачивая электроружье. Потом, практически одновременно, мы повернулись друг к другу, но я успел сказать первым:

— Беру свои слова обратно.

— Какие слова?

— О том, что пространственные пузыри — сказочка.

— Ну! Понял, что старина Пригоршня глупого не расскажет? Хотя что-то мне все-таки не верится…

— Ну тогда объясни, куда мы попали?

— Ну, э… — протянул он. — Может быть, в…

— Куда? Ты говори, говори, я тебя слушать буду.

Он приоткрыл рот, оглядываясь.

— Ну, перебросило нас куда-то… аномалия то есть — в другую точку Земли, в Африку или там в… Танзанию какую-то.

— Танзания и есть в Африке.

— Ну и вот…

— Если аномалия так сработала, что перебросила нас в другую точку планеты, то есть если ты допускаешь телепортацию, то почему не допускаешь пространственных пузырей? То есть почему одно тебя удивляет, а другое — нет? И вообще, утром ты меня убеждал, что это все не сказки, а теперь мы что, ролями поменялись?

Я встал и не спеша пошел к нему. Голова еще кружилась, но тошнота прошла.

— Ну, если на Земле — то ладно, — сказал Пригоршня. — Но если какой-нибудь параллельный мир — то это слишком. Фантастика какая-то.

— Вся Зона — сплошная фантастика. И потом, не думаю, что параллельный мир. Что — целый мир? То есть это ж не просто планета, а и космос вокруг — вселенная, значит? Нет, вряд ли. Мне почему-то кажется, тут речь именно про такие пузыри идет… Ну, типа карманы пространственные, складки. Вот что-то такое, локальное, — да, могло, наверное, в Зоне образоваться. То есть раньше я бы ни в жизнь не поверил, но теперь… Короче, тут же выбросы то и дело происходят. Представь: разглаженная простыня. Большая такая, квадратная. А теперь представь, что выбросы — это когда кто-то за центр простыни берется и ее кверху дергает, а потом отпускает. Раз, потом еще, еще… Что будет?

— Ну, сморщится она.

— Вот. И эти морщины, складки на ней — и есть то, что вы пузырями называете. То есть не вы, уже — мы, потому что теперь я в их существование тоже, пожалуй, верю.

— Пожалуй… — пробормотал он, и тут темный сталкер, лежащий в метре под уступом, дернул ногой.

Пригоршня, хекнув, направил на него ружье и нажал курок. Тишина: оно не выстрелило.

— Без толку, — сказал я. — Так и думал, что тут работать не станет. Возьми лучше этот свой «эфэн» и мне второй дай. А темный все одно сдох, это у него посмертное мышечное сокращение.

— Почему не будет? — спросил он, отложив ружье, подал мне пистолет-пулемет, который до того лежал на его коленях, и поднял из щебня второй.

Сунув «эфэн» за ремень на спине, я уселся, поджав ноги, и взял электроружье. На стволе серебрились мелкие буквы: «gun-solyachich». Две стороны приклада были решетчатыми, внутри что-то тускло светилось и едва слышно гудело. Я произнес, поворачивая оружие из стороны в сторону:

— Я в этом не очень разбираюсь, но… Слышал, в общем, такие опыты проводили. Короче, от обычной антенны электромагнитное излучение во всех направлениях идет, то есть оно рассеивается в окружающем пространстве. Ну и недавно относительно изобрели такое «устройство с долго-живущим резонансом». Оно излучает энергию иначе, и если в его поле ввести какой-то другой объект, излучающий энергию на той же частоте, то между ними резонанс возникнет. Благодаря этому создастся туннель для передачи электроэнергии, которая не будет рассеиваться.

— В смысле, башня с тарелками — это был источник энергии для всех ружей на базе? Тогда получается… Ага, тарелки те излучали энергию — ну типа передача электричества без проводов, да? Накрывали этим своим полем базу, и потому ружья стреляли. Но теперь, когда мы в другое место попали, они и не стреляют, потому что за границу поля вышли.

— Во-во. В Зоне вообще, заметил, сколько оружия разного, и нашего, и заграничного? Это потому что его тут вроде как испытывают, на мутантах проверяют… ну и на людях. Воякам с Кордона постоянно новые модели дают, наемники тоже любят всякий хай-тек притаскивать. Ну и когда эту систему изобрели — видно, тоже здесь решили проверить, в полевых условиях.

— Ясно, Химик. Значит — надо нам выбираться из этого пузыря. Что теперь делать бу… — он не договорил, упав плашмя на камни, направил пистолет-пулемет в сторону дома и процедил: — Ложись быстро!

Но я уже и так лежал рядом, со вторым «эфэном» на изготовку. Кривой дом стоял на едва заметном пологом возвышении. Возле его дверей появился человеческий силуэт — помаячил на фоне склона, нагнулся, переставил что-то и присел, ссутулившись, склонив голову на худой длинной шее.

— Видишь, кто это? — спросил я. После паузы Пригоршня откликнулся:

— Мужик.

— Ясно, что не старушка. Кто? Сталкер обычный или…

— По-моему, это темный. Я помолчал, вглядываясь.

— Почему так решил?

— Ну… кажется, одет так же, как те, на базе… Комбез старый на голое тело. Слушай, так, может, на самом деле их база здесь, а туда они случайно забрели? Ну или не случайно, а что-то искали?

— Может, да, а может, и нет. Слишком пока фактов мало, чтобы понять что-то. Но если так… Мы, Никита, кажется, во что-то серьезное вляпались. Я имею в виду, что-то происходит в Зоне, а мы в это дело ненароком влезли…

— Откуда такие выводы? — скептически осведомился он.

— Оттуда, что ощущение у меня такое. Чувство, будто что-то важное происходит.

— Ах, чувство у тебя… Ладно, что делать будем? Имей в виду, чувствительный, в моем автоматике патронов мало. Да и в твоем тоже. Сам погляди, там прямо сквозь стенку магазина видно.

— Пятнадцать, — сказал я, посчитав.

— У меня семнадцать. А сколько там темных этих внутри и за домом — хрен знает. И еще, Химик: устал я, честно скажу. Жрать хочу, пить и спать. И плечо… как бы оно не загноилось. Обработать его нормально надо.

Я приподнял голову, оглядываясь.

— Можно попробовать наверх забраться. Ну или спуститься. К вечеру придем куда-нибудь. А темные, или кто они там, пусть себе в доме дальше сидят, что нам до них?

— Да она здоровая какая, гора эта. Я ни низа, ни верха отсюда не вижу. Не, до вечера не дойдем. И есть что? У меня в животе уже давно бурчит.

— Барана какого-нибудь подстрелим или козла горного…

— Ага, радиоактивного такого, с двенадцатью рогами.

— …Или орла. Ну хорошо, ты что предлагаешь?

— Давай, как ты сказал, вверх или вниз, но для начала все же в дом заглянем. Хоть какие-нибудь, может, припасы найдем. И потом, даже не в припасах Дело, а в том, что вдруг у них бинокль есть, у доходяг этих?

— Да, бинокль у них может быть, — согласился я.

— Ну вот. Станем спускаться, даже если они сразу нас не заметят, то все равно позже могут в бинокль начать окрестности оглядывать… Что если увидят и за нами пойдут? Мы тогда совсем в невыгодном положении окажемся: они нас преследуют, а мы про то и не знаем. Мне, Химик, в горах воевать особо пока не приходилось, опыта маловато. А у тебя и подавно.

— Ладно, уломал, — сказал я. — Давай, ползем к дому тогда. Но только, Пригоршня, без геройства, ползем медленно и печально. То есть осторожно.

Категория: Андрей Левицкий - Выбор оружия | Дата: 3, Октябрь 2009 | Просмотров: 612