Глава 4

 

Второй раз за эти сутки меня стукнули по голове. Не знаю, чем били тогда, в рубке, а сейчас — куском арматуры. Звон заглушил остальные звуки, превратившись в надсадное дребезжание, от которого содрогалось все вокруг. Сознание то погружалось в беспамятство, то выныривало из него; иногда окружающее темнело, а иногда багровый свет разгорался вновь.

Бормоча и толкаясь, мужчины подтащили меня к толстяку, бросили на спину. Один сел мне на колени, прижав ноги к полу, второй схватил за руки, а третий куда-то ушел.

Как во сне, мутном ночном кошмаре, я видел человека в кресле, который выдернул из бедра копье, скалясь, сопя и гримасничая. Он что-то повелительно рявкнул. Я лежал боком к нему и, для того чтобы видеть кресло, должен был скосить глаза влево, — а теперь, разглядев движение с другой стороны, скосил их вправо. Раб пытался стащить крест с чугунного алтаря. Тот накренился, чуть не упав, мужчина что-то залопотал, закряхтел, но все же удержал его. Перевернул горизонтально и принялся выдирать электроды, которыми мертвец был пригвожден к трубам. Потом сорвал веревки с его запястий и лодыжек — тело плашмя упало на пол.

Только тут я понял, чтоб они собираются сделать со мной, и, дернувшись, сбросил того, что сидел на моих коленях. Раб тут же вскочил, но я согнул ногу и сразу резко распрямил, лягнув его пяткой во впалую грудь с выступающими ребрами. Раздался приглушенный хруст, мужчина полетел на пол.

Высвободив правую руку, я приподнялся, вцепился в грязные волосы на затылке второго раба, что было сил дернул и опрокинул, со стуком припечатав затылком о пол. Извернувшись, схватил выроненный кем-то кусок арматуры, сел и попытался вонзить в шею третьего, как раз подскочившего ко мне от алтаря, но промахнулся, попал в плечо. Толстяк в кресле заухал, забасил что-то, и все трое одновременно набросились на меня. Размахивая арматурой, я прикрыл лицо, отворачивая голову: удары сыпались градом по голове, плечам, груди. Потом кто-то вмазал мне в живот, и я чуть не задохнулся. Воздух улетучился из легких, как из пробитого надувного шарика; бросив арматуру, я согнулся, поджав ноги к груди, чтобы умерить боль.

Они потащили меня к кресту. Я наконец смог вдохнуть и вновь начал отбиваться, но на этот раз вырваться не сумел: меня уложили на спаянные трубы, руки развели в стороны и вместе с ногами стали привязывать лохматыми промасленными веревками.

— Вы что делаете?! — засипел я, все еще ощущая ноющую тяжесть в животе и не в силах кричать. — Отпустите, уроды!

Конечно, ни к чему мои стоны не привели. После того как конечности оказались прикрученными к трубам, рабы подняли крест; двое забрались на алтарь, третий стал подталкивать его снизу. Наконец его приподняли и вставили основанием в отверстие на середине алтаря.

Я повис, извиваясь и дергаясь. Привязали меня неумело, освободиться — не проблема, но на это требовалось время, а его-то как раз и не было. Крест был повернут так, что жирного в кресле я видел лишь краем глаза: Помахав копьем, он ткнул наконечником в мою сторону. Двое встали перед алтарем; сквозь бормотание донесся звук шагов, я извернулся, глядя за правое плечо: третий приближался ко мне с пучком заточенных электродов и большим молотком.

Звон, звучащий все это время приглушенно, всколыхнулся и будто разросся, набух, заполнив все вокруг. Я пытался вырваться, выпученными глазами глядя на приближающегося человека, чувствуя, что веревки уже ослабли, еще немного — и сумею освободить правую руку. Но времени не осталось совсем: мужчина положил электроды на край алтаря и стал залезать.

Остальные опустились на колени, а этот, взяв один электрод, выпрямился. Скрипнув зубами, я что было сил дернул плечом. Веревка треснула, будто надломленная палка, прогнившие волокна уже готовы были порваться, но тут заточенный, как игла, конец электрода уперся в рукав куртки на левом запястье. Бледная худая рожа, лишенная и подобия мысли, с затянутыми пеленой зенками, оказалась прямо передо мной. Крепко сжимая электрод за середину, раб поднял молоток высоко над головой, примериваясь. Я дернулся вновь, да так, что предплечье пронзила боль. Молоток резко опустился, ударил по электроду, и тут стена зала за спиной раба проломилась.

Во все стороны полетели обломки; вместе с серым утренним светом внутрь хлынула вода.

И одновременно веревка на правой руке лопнула. Локтем я оттолкнулся от трубы, резко подавшись вперед, нагнув голову, словно бык, в ярости бросившийся на врага. Лоб врезался в лицо мужчины, одновременно молоток ударил по тупому концу электрода — второй, заточенный, со скрежетом пробил мои наручные часы, в которые упирался, соскользнул, пробороздил ржавую поверхность трубы, оставив на ней серебристый зигзаг.

Получив удар по носу, мужчина вверх тормашками полетел с алтаря. Он упал, опрокинув двоих коленопреклоненных рабов, но я лишь краем глаза видел, что там происходит, потому что был занят — рвал освободившейся рукой веревки.

Бьющая сквозь пролом вода омывала алтарь, быстро наполняя зал. В широкое отверстие, сквозь которое она вливалась, просунулся железный нос катера, украшенный станиной с гранатометом. Рядом возникло лицо Пригоршни; стоя на палубе, он наклонился вперед, заглядывая.

— Никита! — заорал я и, высвободив наконец правую руку, нагнулся.

Надсадный звон будто разросся, заполнив собою окружающее пространство, сам стал этим пространством, каждым предметом в нем, стенами зала, сводом и полом — а после лопнул.

Будто пелена спала с моих глаз: я увидел, что нахожусь в помещении с низким потолком, вокруг дерево, а не железо… Я был в трюме баржи!

Толстяк в кресле обернулся зомби, необычайно жирным, распухшим, с отечной серой рожей и мертвыми глазами. Лица рабов поплыли, смазались… Я увидел Витька, Стечкина и Серого. Крест так и остался крестом из сваренных труб, зато чугунный алтарь превратился в большой, сбитый из бревнышек поддон.

Сорвав веревки с ног, я сделал шаг, и правая ступня провалилась в щель между досками. Вода прибывала, плескалась вокруг, покачивая тело мертвеца, раньше распятого на кресте, где чуть было не распяли и меня… Это был Копатыч! Я узнал его сначала по непомерно огромным ногам — должно быть, он носил обувь пятьдесят шестого, если не пятьдесят восьмого размера, потому-то его и прозвали Копатычем, — и лишь затем разглядел знакомые черты в грязном, заросшем щетиной лице.

Раздался крик, мимо плеча пролетел кусок арматуры. Пригоршня, упав на одно колено, поднял «беретту» и выстрелил несколько раз подряд. Высвободив ногу, я спрыгнул с поддона в воду, обернулся: всех сталкеров из группы Медведя первая волна отнесла к стене, теперь Серый неуверенно топтался там, пялясь перед собой пустыми глазами, а Стечкин с Витьком шли ко мне.

Очередная пуля из пистолета попала в зомби, но это не произвело на страшилу особого впечатления. Кряхтя, он уперся в подлокотники кресла широкими лапищами, встал и сделал шаг. Пригоршня повернул гранатомет, я выкрикнул: «Не в него!» — но было поздно: Никита выстрелил.

Граната, с шипением пролетев через весь трюм, ударила в распухшую грудь и взорвалась. Массивное тело раскрылось, как чашечка цветка, распустилось дрожащими темно-красными лепестками, брызнув во все стороны кровавым нектаром. Зомби отбросило назад, опрокинув кресло, он врезался в Серого.

— Не в него! — проорал я, с трудом пробираясь вперед, навстречу потоку. — В контролера стреляй! Вон он! Под стеной!

Никита заморгал, прищурился и наконец увидел того, кого я сумел разглядеть лишь за пару мгновений до взрыва гранаты.

Контролер — спутанные темные волосы, пухлая морда, поросячьи глазки. Сильная тварь, раз могла столько времени удерживать под пси-контролем четверых, заставила их распять товарища, навела иллюзию железного подземелья, а после сумела подчинить и меня, да так, что я не только с самого начала ничего не заметил, но и потом, на протяжении всего времени, пока находился под ментальным колпаком, даже не подумал о контролере, о вероятности того, что окружающее — галлюцинация… Он был — тем серым кардиналом, кто направлял действие безумного спектакля и создавал декорации, — но когда выстрел из гранатомета разрушил борт парома, даже эта тварь не смогла противостоять нахлынувшей реальности.

Однако и теперь он еще мог управлять тремя мужчинами и при этом прятаться от нас, наводя морок. Серую фигуру, притаившуюся в дальнем углу трюма, скрывала блеклая пелена, тени клубились вокруг нее, наползали, то густели, то становились разреженнее…

Сталкеры из группы Медведя были уже все равно что мертвы: слишком долго находились под пси-контролем, мозги их теперь превратились в труху. Стараясь не думать о здоровых мужиках, чья жизнь закончилась или вот-вот закончится так ужасно, я поспешил к напарнику. Уровень воды быстро увеличивался, баржа опускалась, и катер начал вплывать в трюм. Чтобы удержать его на одном месте, Пригоршня ухватился за край пролома.

— Быстрее давай! — крикнул он, сжимая пистолет свободной рукой и целясь мне за спину.

На ходу я оглянулся: зомби плавал брюхом кверху в потемневшей от крови воде, двое сталкеров, которых тварь перестала контролировать, неподвижно стояли под стеной, будто манекены, не замечая воду, доходившую им до груди, а Стечкин брел за мной: контролер до сих пор управлял им. Серые тени вокруг замершей в углу фигуры на мгновение разошлись, и я увидел бездонные темные глаза, в которых тускло светился нечеловеческий, безжалостный и очень странный разум. Все поплыло, закачалось, звон, стихший после того, как появился катер, зазвучал вновь. Я остановился. Глаза увеличились, стали размером с блюдца, а затем превратились в солнца, два черных светила, горящие мертвенным светом, которые беззвучно говорили: иди сюда, ко мне, возвращайся… Покачнувшись, я начал поворачиваться, медленно, помимо воли переставляя ноги. Громыхнула «беретта», и глаза моргнули. Два черных солнца исчезли, наваждение прошло: Пригоршня попал твари в брюхо. С одного пистолетного выстрела их не убить, но он заставил мутанта ослабить пси-контроль, сломал иллюзию. Преследовавший меня Стечкин остановился, остальных течение уже опрокинуло и закружило под стеной.

Я был в метре от катера и потянулся к нему, собираясь ухватиться за борт, когда над головой что-то тяжело заскрипело, переборки издали низкий стон, и баржа стала крениться, дальним бортом уходя в глубину. Пол под ногами сдвинулся, вода заклокотала, стремительно вливаясь внутрь, — меня потянуло назад.

Катер боком внесло в трюм, а я с головой ушел под воду. Забился, отталкиваясь от скользких досок, пытаясь всплыть, и тут сильная рука ухватила воротник куртки.

Никита выволок меня на борт, одновременно дергая рукоять подвесного мотора на корме. Тот забулькал, закряхтел и включился, выплюнув струю сизого газа, остро пахнущего бензином. Перевалившись через борт, я рухнул на дно, хрипя и фыркая. Встал на четвереньки, помотав головой, выпрямился — катер плыл прочь от быстро уходящего под воду, сильно накренившегося парома. Позади все клокотало и шипело, над бушующей рекой вспухали огромные маслянистые пузыри, между которыми водовороты выносили доски, какой-то мусор, обрывки ткани и палки.

Пригнувшийся возле мотора Никита повернулся ко мне и ухмыльнулся. Я сказал:

— Там еще карлик был. На самом деле это, наверное…

Позади катера из воды вынырнула псевдоплоть.

 

 

* * *

 

Тварь эта жутенькая, но не слишком опасная, хотя иногда может доставить неприятности. Я уверен, что псевдоплоть — не просто мутант, потому что никакая радиация не способна привести к появлению подобного создания: неповоротливая свиная туша на четырех крабьих ногах, морда, сочетающая звериные и человеческие черты.

Подняв фонтан брызг и разевая узкий безгубый ротик, псевдоплоть высоко выпрыгнула из воды, перемахнув через мотор, упала на Пригоршню.

Он успел вскинуть пистолет, но выстрела не последовало, скорее всего, закончились патроны. Псевдоплоть попыталась вонзить в бок Никиты свои костяные ноги, но напарник повалился на спину и вытянул руки, сумев удержать тварь; клешни щелкнули в сантиметре от его груди.

— Сука! — выкрикнул он, и она неразборчиво залопотала в ответ, кривя ротовое отверстие: «Жука, хука, хуха, хрюка»… Поднятые тонущим паромом волны мотали катер из стороны в сторону. Я кое-как встал, сделал шаг к Пригоршне, чтобы скинуть с него псевдоплоть, но он уже справился сам: согнув ноги, уперся ей в брюхо и толкнул. Выкрикнув напоследок какую-то бессмыслицу и щелкнув клешнями, тварь рухнула на мотор мягкой спиной, изогнулась, суча в воздухе костяными ногами, и скатилась с другой стороны. Прямо на опущенный в темную воду винт. Мотор взревел, потом заурчал, как огромный кот. Вода взбурлила, словно за кормой началось извержение небольшого вулкана. Добравшись до Пригоршни, я помог ему встать. Придерживаясь друг за друга, мы одновременно потянулись к мотору, чтобы выключить его… Поздно. Вместе с фонтаном воды во все стороны взлетели ошметки мяса, а затем мотор заглох, и после его рева разлившаяся над Припятью тишина показалась оглушающей.

Светлело, осенний день расползался по Зоне. Течение несло катер по середине реки, немного ближе к левому, пологому берегу.

— Вот же уродство! — с чувством сказал Пригоршня, переворачивая мотор на палубу и разглядывая его. — Так все удачно шло — тут на тебе, плоть эта откуда-то выскочила!

Он пнул ни в чем не повинную железяку и сел у кормы, свесив руки между колен. Я устроился на ящике возле носа, снял порванную куртку, через голову стянул рубаху, обмотал ею торс — рана на спине была неглубокой, но все еще кровоточила, — затем надел куртку.

— Попить есть чего?

— На… — он бросил мне флягу. Отвинтив крышку, я приник к горлышку и принялся жадно глотать тепловатую воду. Потом вытер губы.

— Ну, рассказывай.

— Да что рассказывать… — Пригоршня махнул рукой. — Грузовик тот, помнишь, как перевернулся? Это в него два кабана разом врезались. Причем необычные какие-то, я раньше не видал таких. Здоровенные очень, мне аж поплохело, когда они из-за памятника выбежали. Такие… Ну, по плечи нам, и ноги как балки. Они грузовик и своротили.

— Ты ж на нем стоял, как тебя не раздавило? — спросил я. — Или по ступеням не размазало?

Он пожал широкими плечами.

— Да я спрыгнуть успел. Сиганул оттуда со страху — как все равно заяц какой, и «Грозу» свою при этом упустил. По ступенькам покатился, локоть расшиб… Но ничего, вскочил и деру дал, потому что один кабан за мной побежал. Думал я в окно запрыгнуть, так там в стене окон не было вообще. Я за угол завернул, встал на колено и давай зверюгу эту поливать… У меня уже гранат не было, понимаешь? Я ж тебе говорил в баре: больше надо брать, а ты — не надо, тяжелые, идти далеко…

Я хмуро посмотрел на него.

— Ну ладно, ладно! В общем, целый рожок потратил, но таки свалил его, башку, понимаешь, разворотил — а он все бежал и бежал… Но прям возле угла упал все же, ногами своими брыкнул и сдох. А за ним уже крысы, да и псы там были, потому я дальше от них… Обогнул весь кинотеатр, думал, может, ты с другой стороны выскочишь, но ты так и не появился. Потом… В общем, долго рассказывать.

— Но почему ты к парому приплыл?

— Так за тобой же, — удивился он.

— Это я понял. Но откуда ты знал, что я там? ПДА?

— Ха — ПДА! Он у меня вообще ни черта не показывал…

— Что, и ребят Курильщика тоже? Я когда по Чернобылю бегал, нашел одну машинку, так включил, и она показала, что они на пароме. Потому туда и поплыл.

Напарник помотал головой.

— Не, не знаю. Мой молчал, как партизан, пусто по всему району. То есть Чернобыль вижу на карте, Припять вижу, но ни одной метки во всей округе. Вот… — он привычным движением отдернул рукав, посмотрел и коротко выругался.

— Что? — встав, я шагнул к напарнику.

— Тут… Ё! Исчез…

— Медведь?

Никита показал мне пустую карту на экране.

— Фиолетовая метка, да. Только что возникла, там, возле поворота. И…

Метка появилась опять. Она пульсировала в быстром темпе.

— Что это значит? — изумился Пригоршня.

— Не знаю. Что-то похожее и я видел.

Метка не перемещалась, лишь мигала, оставаясь на месте. Еще почти минуту мы пялились на нее, после чего я вернулся к носу катера.

— Ладно, дальше рассказывай. Как ты меня увидел?

— Ну как — в бинокль. Уже темнеть стало, я на берегу залег, на пристани паромной бывшей. Там такой домик, то есть не домик, а будка железная, с крышей, — на ней и устроился. Крысы туда залезть не могли с собаками, вокруг только бегали. К тому времени я уже и «Кипарис» бросил, вернее, когда патроны закончились, я им башку крысиному волку раскроил, ну он и зацепился скобой за дыру в черепе… В общем, и его я вслед за «Грозой» упустил.

Ну вот, лежу, значит, на этой будке, а в городе пожар начался. Делать-то нечего, вроде и страшно, а вроде и скуплю, так я в бинокль стал глядеть: туда, сюда… Вдруг вижу: ты! Как ты к парому подплыл — это я пропустил, но гляжу — ты по палубе шастаешь, между машин пробираешься, осторожно так, по сторонам зыркаешь. Но далеко, кричи не кричи, ясно, что не услышишь. В рубку залез, и потом уж совсем темно стало, ни хрена не видно. Во, я и подумал: ты там дрыхнуть устроишься, в рубке. А утром раненько я, значит, лодку раздобуду и тебя оттуда вытащу. Хотя как-то мне не по себе было, потому что паром этот… Ну, сам знаешь, что о нем говорят. Стремное, в общем, место. К тому времени зверья вокруг поубавилось, тише стало, хотя наверху, на холмах, огонь везде, трещало там да шипело. Но я задремал помаленьку, потому что ведь устал сильно, пока бегал-прыгал. Вот, а через пару часов будто толкнуло что-то: проснулся. Да не просто проснулся, а аж подскочил. Что такое?! Вроде тихо, зверей уже совсем нет… Достал бинокль, стал опять глядеть… И вдруг понимаю: паром светится! Ну — ё! — точно как говорили, будто внутри у него свет такой… таинственный, понимаешь? Загадочный.

— Да уж, — кивнул я, — понимаю.

— Ну вот. Видно все равно плохо, но из щелей этот свет наружу выходит, и что? — Пригоршня сделал большие глаза, поднял руки и пошевелил растопыренными пальцами. — Гляжу: тебя тащат! Нет, на самом деле толком я не мог увидеть, только разобрал, что двое каких-то таких… согнувшихся таких, сгорбленных, тянут чего-то по палубе, не то мешок, не то тело. В общем, я решил, что это, наверное, ты и надо тебя спасать. А перед тем как заснуть я, понимаешь, со скуки когда в бинокль пялился, то ведь не только на реку, но и по сторонам, на город горящий, на берега… И увидел в стороне от пристани, среди кустов, стоит этот, как его… лодочный сарай, во. Ну, ангар такой, хотя не ангар все же, потому что приземистый очень, крыша ниже моей головы, и одной стороной прямо в воде он. И я подумал: если это дело на отшибе стоит, да среди кустов густых, так что я его только с будки углядеть и смог, то, может, внутри осталось что-то, не успели разграбить, не заметили? Потому что если к парому мне плыть, то — на чем? Надо лодку искать. В общем, слез я и пошел туда. Автоматов, говорю, уже не было у меня, только вот пистолет… — Он похлопал по лежащей рядом «беретте». — Ох и страшно идти было! Но зато в ангаре катер оказался, и еще канистра с бензином, да к тому же и гранатомет у него на носу. И две гранаты в ящике лежали, в том самом, на котором ты вон сидишь. Ну и вот…

— А к парому? — перебил я. — К парому не страшно было плыть?

Он ухмыльнулся.

— Страшно, Андрюха. Честно скажу: чуть в штаны не наклал.

— Ага. — Я повернулся к гранатомету за спиной и стал его рассматривать, медленно поворачивая. — А дальше что?

Это оказался «Марк-19», то есть американский «Mk», с электроспуском, чтоб на всякую технику его ставить. Оружие мощное, но эта модель — ненадежная, можно сказать, нам повезло, что он два раза подряд без всяких сбоев выстрелил.

— Ну, что… Подплыл, залез на палубу, сунулся к той дыре под автобусом, куда тебя, как я видел, утащили. И чувствую: не так что-то. Такое это… ощущение, понимаешь. Ну точно, думаю, там, внизу, контролер сидит! Эх! Я ж их как все равно ты крыс — боюсь я их зверски просто. Лег животом на палубу и только башку в дыру свесил — сразу звон, в голове пасмурно стало… Сильный контролер, значит. Может, меня и не почуял еще, но все равно вокруг него такое как бы поле, которое уже действует, мысли туманит. Но все же кое-как я разглядел, что внизу. Часть поддона увидел здорового, крест на нем из труб и чувака какого-то, который висел…

— Это Копытыч был, — вновь перебил я, и Никита удивленно смолк, уставившись на меня. — А ты не узнал его там?

— Не! Еще темновато было, я только Стечкина в конце узнал. А те, другие?

— Витек, Серый, Дроля, только я его из автомата до того успел… Они ж Копытыча и распяли, их контролер принудил. Забавлялся он так, наверное, хотя не разберешь ведь, что у контролеров в голове. Слишком у них того… нечеловеческий ум.

— Это да, — согласился он. — Выходит, второе тело возле башни — это Горбун? Ну, слушай дальше. В общем, все, что там внизу было, я рассмотреть не мог, но увидел, как они тебя к трубам этим подтащили и стали приматывать. Что мне делать было? Непонятно ж, сколько там всего народу прячется, а я без автомата. Я в катер обратно прыгнул, отплыл немного и гранатой по борту саданул. Так очумел, думая, что вот сейчас прям тебя к кресту присобачат, что и не соображал особо, чего делаю, наудачу пальнул. Но паром дряхлый совсем, железо ржавое, дерево сгнило… В общем, вышло у меня, а, Химик?

И он самодовольно ухмыльнулся.

Но тут же улыбка с его лица спала, взгляд Пригоршни обратился поверх меня, в сторону, куда течение несло катер. Я к тому времени, осмотрев гранатомет, вновь сидел лицом к корме. И поворачиваться мне не хотелось.

— Что? — спросил я. — Только не говори, что водопад. Нет на Припяти водопадов.

Он помотал головой.

— Не-не, поворот там.

— Поворот… Чего ж у тебя рожа сморщилась? Пристаем к нему сейчас, вон весло под бортом валяется, подгребем. Медведь, судя по метке, там рядом.

Он быстро глянул на ПДА.

— А она исчезла уже, метка-то.

— Ну и хрен с ней, — сказал я. — Все равно черт-те что с ними тут происходит.

— Хрен так хрен, я не о том. Там развалины какие-то, на берегу, где поворот.

— Что, опять руины? — забеспокоился я. — Слушай, но хоть без водонапорной башни?

— Какая башня, Андрюха? Да что ты на меня пялишься? Возьми и сам погляди, елки-палки!

Я нехотя обернулся, предварительно отдернув рукав куртки и глянув на часы. Забыл, что они разбиты. Эх, жалко, они со мной уже столько лет! Это отца часы, мне их его старый друг принес, бывший военный, когда батя пропал. Но теперь не починить, конечно, после такого-то удара — нечего там чинить, циферблат пробит вместе со стеклянной крышкой, стрелки сломаны, а от механизма только железная кашица осталась. Я снял их и бросил в воду, после чего, выпрямившись во весь рост и придерживаясь за пулемет, стал смотреть вперед.

Река там действительно делала крутой поворот. В этом месте она разлилась, образовав обширное болото. Из него торчали кирпичные стены, покосившаяся кладка, стояли торчком бетонные плиты, и за всем этим виднелась тарелка радара…

— Это что, база какая-то? — недоуменно спросил я. — Военная?

— Вроде того, — ответил Никита. Катер качнулся, когда он тяжело прошел от кормы и встал рядом со мной.

— Да откуда она взялась? Ведь нет тут никакой базы!

— Откуда знаешь? Ты разве бывал раньше в этих местах?

— Только проходом, давно. Но я бы знал все равно. И ты бы знал. Что, скажешь, нет? Слыханное дело: база вояк прям возле Припяти, а мы про нее никогда ничего…

— Да, может, это связисты, кому какое дело до них? Видишь, тарелка… Нет, вообще ты прав, конечно, — согласился он. — Почему мы ничего про нее не знаем? Как такое может быть?

Катер вынесло со стремнины, течение замедлилось, но он продолжал плыть, приближаясь к топкой излучине, над которой возвышалась покосившаяся бетонная ограда, вся в трещинах и проломах.

— Такое может быть, только если ее раньше тут не было, — произнес я наконец.

— Чего? — спросил он. — Как это, ты про что? Что значит — не было», если оно, видишь, покоцанное все?

Я поморщился.

— Ну что за жаргонизмы, Никита? «Покоцанное»… Ты, конечно же, хотел сказать «обветшалое»?

Он почесал коротко стриженный белобрысый затылок.

— Ага, оно самое. Обветшалое. Ну так как это, Химик? Что значит — «раньше тут не было», если видно, что это все не вчера построено, а уже много лет стоит?

Я покачал головой.

— Не знаю, напарник.

— А Медведь, выходит, где-то там, на этой базе, прячется. Блин, какой вообще толк от этих ПДА, если они тут ни черта нормально не показывают!

— Э нет, подожди. Твоя метка по Чернобылю моталась туда-сюда, цвет меняла, а потом совсем исчезла — но она таки была, и ты в Чернобыле тоже в тот момент был. И метки тех, кто под водонапорной башней находился и на пароме… То, что здесь вся система позиционирования из рук вон плохо работает, — правда. Но какую-то информацию она все же дает. Медведь впереди, Никита, причем недалеко.

Категория: Андрей Левицкий - Выбор оружия | Дата: 3, Октябрь 2009 | Просмотров: 685