Глава 20. О том, как мы усыновили двух сироток

Пока я готовил пожрать («И как только эта беспомощная парочка умудрилась протянуть в Зоне три дня?»), Ильза суетилась, приводя себя и Ивана в божеский вид.
Расчесывала волосы, омывала руки, отирала с лица грязь, кровь и пот носовым платком, смоченным из фляги. Отряхивала с одежды мусор, снимала цепкие головки чертополоха и колючие катыши лопуха. В общем, как-то очень по-женски суетилась.
Глядя на ее выверенные движения, я думал о том, что она совсем не похожа на принцессу (ведь в расхожем обывательском понимании принцессы какие? Как куклы Барби, только с титулами!). А похожа на доярку с зажиточного хутора.
Ильза не была худенькой, о нет. Ее печальные глаза, уже кое-как воспетые мной, подчеркивали наливные бело-розовые щеки с ямочками, высокий благородный лоб, расчерченный соболиными бровями. Она была упитанной, эта принцесса. Весила никак не меньше шестидесяти пяти. Ее грудь уверенного третьего размера, украшенная массивным серебряным медальоном в виде безукоризненно выполненной не то из серебра, не то из белого золота фигурки лесного оленя на черной веревочке, была… очень даже зовущей на подвиги.
В общем, на роль Дюймовочки я ее не взял бы. Зато взял бы на роль… ну да, на роль королевы!
Встреть я такую на улице, ни за что не догадался бы, что в жилах этой крепкой грудастой девицы клокочут крови, лимфы и желчи со всей Европы, что это ее предки ходили в Крестовые походы и освещали родные, вымощенные брусчаткой города кострами Инквизиции.
Ни кокаиновой бледности, ни салонной экзальтированности, ни вырожденческого тщедушия, якобы свойственных аристократам!
Иное дело Иван – Иван был типичным телохранителем. На его лице я читал как в открытой книге: завсегдатай тренажерного зала, заядлый болельщик «Спартака», читатель мужских журналов и ценитель примитивных компьютерных игр, которые в продвинутых кругах зовутся «спиномозговиками» – в соответствии с тем органом, который активен в процессе. По субботам у него пиво и боулинг, в будние дни – телевизор с проблемными ток-шоу на политические темы. Скуловоротно скучный тип! И что аристократка Ильза в нем нашла?
Пока я обо всем этом размышлял, Ильза нежно расчесывала льняные волосы Ивана, сидящего на бревне, приговаривая что-то ласковое. Судя по ее бормотанию, она очень сильно жалела атлета и переживала насчет состояния его здоровья. Нашла о чем переживать! Да этот амбал еще спляшет на наших могилах!
– Вы любовники? – неожиданно для себя самого спросил я. Не имею интереса копаться в чужом белье, но люблю во всем и всегда иметь ясность.
– Нет. С чего вы взяли? – вытаращил на меня свои голубые глаза Иван.
– Так просто. Точно-точно нет?
– Да нет же, я тебе говорю! – Лицо Ивана озарилось праведным гневом. Да вот только слишком нарочито озарилось. – У нас чисто платонические отношения! Год назад ее отец, Бертран Адам Третий, нанял меня и еще одного датчанина по имени Свен, чтобы мы охраняли Ильзу. Потому что Ильзе начал строчить анонимные письма с сексуальными угрозами какой-то сумасшедший из Дюссельдорфа… За год мы, конечно, подружились. Но ни о чем таком нет и речи!
Но чем больше он заверял меня, тем меньше мне верилось. Оправдывающиеся неубедительны, говорил один страшно древний китаец.
– Понимаешь, Иван… Я это спрашиваю не потому, что я такой любопытный. А потому, что мне надо четко это знать. В Зоне важна правда.
Иван приготовился повторить свою легенду про «платонические отношения», когда принцесса выступила из-за спины своего защитника и дерзко посмотрела в мои глаза.
– Ты говоришь правильное. Ты имеешь много ума. Я с Иваном делать любовь вместе. Потому что у нас вместе красивый любовь шесть месяцев.
– А чего шифруетесь тогда?
Ильза посмотрела на меня вопросительно, затем поглядела на Ивана, как бы ища поддержки.
– Не понимаю! – сказала она с трогательным животным отчаянием в голосе.
– Он хочет знать, почему мы скрываем наши… отношения, – медленно «перевел» для принцессы Иван.
Телохранитель скрестил руки на груди. На его нешироком лбу залегли борозды озабоченных морщин.
Видно было, что он зол, как три тысячи голодных снорков. И что сейчас в разговоре со мной ему очень трудно будет удержаться от использования непечатной лексики, а дальше как Зона на душу положит… Может, и со своим охотничьим ножом на меня попрет, если я на правде настаивать буду…
Видимо, это поняла и Ильза. По крайней мере она положила руку на плечо Ивана в интернациональном примирительном жесте.
– Можно я еще скажу? – Глаза Ильзы загорелись.
– Говорите, ваше высочество, – поощрил ее я.
Ее русский был забавным. По крайней мере мне трудно было удержаться от растроганной улыбки, когда я слышал ее милый иностранный лепет – спутанные нити падежей, рваные пунктиры склонений.
Приходилось признать, что Иван оказался превосходным учителем. За шесть месяцев постельных утех принцесса овладела языком Достоевского и Пелевина в объемах, достаточных для объяснения с русскими сталкерами в условиях, предельно приближенных к боевым!
Ильза, должно быть, к языкам способная. Взять хоть, например, меня – дураком меня никто не назовет. Но за шесть лет уроков иностранного языка в средней школе и за полтора года в универе я продвинулся в немецком разговорном (родном языке Ильзы) не намного дальше идиотского «их бин безухен унд безносен». (Хотя читать всякую полезную фигню вроде маркировок на ящиках с оружием и боеприпасами я вполне могу, какой-нибудь «швере машиненгевер» меня в тупик не ставит.)
Почему? А потому что способностей к языкам у меня нету. А может, и потому, что с немками романов я никогда не крутил…
Тем временем Ильза объясняла.
– Мой отец, его зовут… Бертран… думать, я… выйду замуж с Максимилиан.
– ?
– Принц Макс… есть… потомок… король Баварии Людвиг. – Видно, эти редкие русские слова девушке приходится буквально выковыривать из глубин памяти. – Прямой линия! Прямой потомок!
Несмотря на своеобразие речи Ильзы, я начал понимать коллизию.
– Короче, Макс – родовитый. Знатный. И богатый.
– Макс иметь банк денег. Еще иметь большой кусок в такой фирме… название «Майбах».
– «Майбах»? «Майбах» ист толль! – Я показал Ильзе выставленный в жесте искреннего восхищения большой палец.
Оно конечно. Трудно будет деточке убедить папу-князя в том, что выходить замуж надо не за Макса этого, прямого потомка баварского короля, у которого свой банк и доля в «Майбахе», а за Ваню Мартынова, пацана из Южно-Саха–линска, на карточке которого лежит три тысячи единиц, скопленных на черный день (небось с каждой зарплаты на «Фольксваген» откладывал). И все имущество которого умещается в чемоданчике величиной с тот аквамариновый контейнер, что по-прежнему отдыхает под сенью раскидистой череды…
– Если мой отец сказать… что мы с Иван любить… отец кричать!
– Да ладно! Покричит и перестанет, – попробовал подбодрить девчонку я. Ильза мне нравилась. Что-то в ней было правильное, настоящее. Как в самых лучших из наших соотечественниц.
– Отец кричать. А Максимилиан может другое делать. Еще хуже! Нанять много человек. Человек стрелять Иван. Иван умирать. – Ильза трагически всхлипнула.
Я понимающе кивнул.
Всуперечь сказкам о врожденной интеллигентности европейцев, я не сомневался в том, что этот самый потомок Максимилиан (который сам, возможно, не кушает мяса животных и не способен зашибить тапком таракана) располагает всеми средствами и достаточным желанием, чтобы сделать из русского гастарбайтера Вани бефстроганов по-лихтен–штейнски.
– И что вы будете делать? – спросил я.
Не то чтобы это имело какое-то отношение к нашему с Тополем путешествию. Просто любопытно стало.
– Сначала мы будем молчать. А потом… я буду такая… здоровая. И деньги мой отец мне будут насрать.
Как ни старался я удерживать серьезное выражение лица, но когда Ильза дошла до денег отца, на которые «насрать», меня уже в который раз за день взорвало хохотом.
– Плохо сказала?
Я и слова не мог вымолвить, мною словно бес какой-то овладел.
– Неправильно слова? – трагически заломив брови, переспросила Ильза и обернулась к Ивану.
Но Иван… тоже хохотал, в изнеможении присев на корточки.
Тополь тот вообще лег на спину и задрал ноги, мотыляя ими в воздухе, будто крутил педали велосипеда… Эх, какое счастье, что мимо не пробегало десятка зомбей или пары псевдогигантов. Бдительности у нашего коллектива было ноль!
Ильза беспомощно хлопала своими голубыми глазами, глядя на нас как на врагов. Так продолжалось минуты три. Пока до меня не дошло, что за хиханьками и хаханьками я едва не упустил из виду главное.
– Ты сказала, что будешь здоровая. А сейчас ты какая? Больная?
Некоторое время Ильза стояла передо мной молча, сосредоточенно покусывая губу. Как видно, решала, стоит ли говорить мне правду или нет.
– Я больная.
– Диагноз?
– Болезнь Милна.
– Извини, но я в медицине профан полнейший.
– Это как болезнь Паркинсона, только еще опаснее, – прокомментировал Иван, насупившись. – Что-то там делается с клетками мозга. Деградируют они, что ли. В общем, сами себя атакуют. И умирают.
– Это лечится?
– Вообще-то болезнь неизлечима. – Иван опустил голову и стиснул виски пальцами.
– Но… доктор Севарен… он давать… нам… надежду! – взволнованно заявила Ильза.
Лицо ее сияло светом невечерним. Видно было, что в душе у нее действительно светло. Одухотворенное лицо принцессы Лихтенштейнской выглядело особенно выразительным на фоне мрачного ельника, который конвоем стоял вокруг нашей поляны. Если же дополнить картину рубиновым сиянием, которое Каменное Небо вдыхает, казалось, в каждую частичку воздуха, то вы поймете, что в Зону людей зовут не только деньги.
Есть в Зоне свое волшебство. И в такие редкие мгновения ты понимаешь, что оно – дороже золота.
– Когда я… садиться вертолет… Севарен говорить, что интуиция… у него интуиция про мой… про моя… голова! Что голова будет хороший, здоровый!
– Постой-ка. «Садиться вертолет»… Это было давно? Я имею в виду, эта ваша посадка в вертолет?
– Три дня назад, – сказал Иван. – Собственно, раз уж мы решили рассказать вам все начистоту, то это самое важное. Доктор Севарен – лучший специалист по редким патологиям мозга. Те два случая излечения от болезни Милна, которые на сегодняшний день известны науке, произошли у людей, которых Севарен курировал лично. У него есть установка «Цирцея», облучающая мозг. От нее весь эффект. Вот к нему-то мы и летали…
– Ты хочешь сказать, у этого твоего доктора клиника где-то здесь?
– Да. Я это хочу сказать.
– И что он тут сидит, как доктор Айболит из детского стишка, а к нему со всей Зоны приходят лечиться и коровы, и волчицы, а из людишек-калек прямо очередь стоит?
– Может, это новый псевдоним Болотного Доктора? – хмыкнул Тополь. Я кивнул ему, улыбнувшись – дескать, слышу, шутку оценил, – и выжидательно поглядел на Ивана.
– Сомневаюсь насчет очереди, – ответил тот. – Севарен вообще-то лечением не занимается. Он ученый.
– А почему этот ученый лечит вас, будто он – врач с практикой?
– Севарен сделал исключение для дочери здравствующего люксембургского монарха господина Бертрана Адама Третьего.
– Какой популярностью, оказывается, пользуются в Зоне центральноевропейские монархии! – заметил я.
С каждым новым поворотом сюжета история, которую рассказывали Иван и Ильза, все больше походила на сценарий слезливого японского мультика, какие с утра до ночи крутят по этому идиотскому каналу «Feeling». Все шлюхи в «Лейке» и ее окрестностях от этого канала без ума. Отстрочила смену – и смотреть про идеальную любовь на райском острове, среди цветов, птиц и тропических фруктов, похожих на интимные женские органы…
Так вот Ильза и Иван будто вывалились в Зону из какого-то мультика в стиле аниме. Он – бедный воин. Она – богатая принцесса. Но любовь выше сословных различий. Влюбленные собираются бежать. Но тут выясняется, что она смертельно, неизлечимо больна. Излечиться же она может, лишь если ее отец, который категорически против брака с голодранцем, даст бедняжке денег (а ведь наверняка одного телефонного звонка мало для того, чтобы задобрить этого загадочного доктора Севарена, тут надобно еще мешок наличмана крупными купюрами!). Зрители рыдают, наблюдая за злоключениями наших героев… Сталкер Комбат практически тоже… хм… рыдает.
Я не успел облечь свой сарказм в упрек. Но, как видно, мое недоверие было написано у меня на лице.
Потому что Ильза подошла ко мне на расстояние вытянутой руки, наклонила голову, вцепилась пятерней в свои шикарные волосы цвета воронова крыла и… одним махом сдернула их со своей головы!
Абанамат!
Под париком розовел такой беззащитный, такой нежный девчоночий череп, покрытый редкой стерней трехдневной небритости.
Но главное… череп рассекал длинный уродливый шрам, который шел почти от самого лба и до самого затылка. Шрам был свежим, розовым, чуток припухшим.
Одного взгляда на него мне было достаточно, чтобы больше не цепляться к Ивану и Ильзе со своим фирменным скепсисом.
Похоже, ребята не врали. А если и врали, то в малозначительных мелочах.
– Послушайте! – вдруг осенило меня. – А что, если мы сейчас вернемся в ту лабораторию, из которой вы вылетели несколько дней назад? Пойдем к этому доктору Севарену. Попросим его связаться с отцом Ильзы, с этим… Бертраном Адамом Третьим. Пусть бы выслал за доченькой какой-ника–кой вертолет. Ведь это гораздо проще, чем тащиться до самого Периметра, через поля аномалий, между делом воюя со снорками, кровососами и псевдогигантами! Как вам моя идея?
– Это… не есть идея. Это есть… фантастика, – угрюмо произнесла Ильза.
– Почему?
– Нам никогда не найти ту подземную лабораторию. И Севарена не найти, – пояснил Иван.
– Постойте, но вы же один раз их уже нашли!
– С нами был один человек. Его фамилия Вуч-Бордзян–ковский. Он, кажется, поляк. А может, и немец. Хрен разберешь, на обоих языках он говорил очень бегло. Когда мы прилетели, он велел пилоту посадить вертолет на замаскированную площадку. Я бы никак не отличил ее от обычной поляны! Мы сели. Затем люди доктора Севарена приехали за нами на бронетранспортере. Вуч-Бордзянковский представил нас. Мы влезли в салон, и нас куда-то повезли. Ехали мы довольно долго, вероятно, лаборатория располагалась вдалеке от вертолетной площадки. Впрочем, непонятно, каково на самом деле это расстояние. Возможно, мы ехали с очень невысокой скоростью. Да к тому же два раза имели место… боестолкновения. – Иван примолк, как бы припоминая подробности. Я знал это состояние – когда воспоминания словно гипнотизируют тебя.
– Что еще за боестолкновения? Ты сам-то в бою участвовал?
– Нет. Мне же нельзя было. Я должен был охранять Ильзу.
– А люди Севарена? Много их погибло?
– Не знаю. Может, один человек. Может, десять. Они же на броне ехали. А мы внутри…
– Ну а где находится лаборатория, ты хоть рассмотрел? – Меня сжирало любопытство. Мне нравилось думать о себе как о человеке, который знает о Зоне все.
– Нам завязали глаза. И мне, и Ильзе.
– Серьезные ребята. – Я покачал головой. – Ну а где теперь ваш проводник? Этот… Вуч? Поляк?
– Да где-где… Где и все. Погиб, когда вертолет упал. Выжили только мы двое. И то чудом.

«Ясно, что ничего не ясно».
Тополь, сидящий рядом со мной, меланхолически насвистывал.
Ильза и Иван сидели напротив – мы дали им по кружке с гороховым супом (каждый второй остряк в баре «Лейка» называет этот суп «музыкальным») и по пирожку с капустой. Все это они с большим аппетитом схарчили – видно было, что в предыдущие дни судьба их дармовым супчиком не баловала.
Я раздумывал, чем бы таким подсластить жизнь бедняжке Ильзе, которая была вынуждена сушить мокрую одежду прямо на себе (небось не тому учили ее мамки и няньки княжеского дома Лихтенштейнского!), когда Иван решительно встал со своего бревна и, волнительно глядя на меня из-под насупленных бровей соломенного цвета, заявил:
– Константин… Комбат… Вы должны нас спасти!
Мы с Тополем переглянулись. Чего-то такого и следовало, конечно, ожидать.
– Ну, во-первых, ничего мы никому не должны… – спокойно начал я.
– Конечно, нет! «Должны» я сказал по привычке. Эта привычка очень легко приобретается, когда говоришь от имени принцессы… В общем, мы с Ильзой… просим вас нас спасти!
– Но мы вас уже спасли от псевдогиганта, – сказал я тоном наивной студентки-первокурсницы. – Разве нет?
– Я имел в виду, что вы должны… то есть, извините, что мы просим вас вывести нас отсюда! – В голосе Ивана слышалась мольба.
– За пределы Зоны? – уточнил я.
– Именно!
– И куда же вас вывести?
– В любой ближайший аэропорт… В Киев… Можно в какой-нибудь райцентр… Да куда угодно, где нет этих… аномалий и не слоняются мутанты! – Голос мужественного Ивана дрожал очень немужественно.
– Мой отец Бертран… иметь большие деньги… Он будет заплатить… Много заплатить! Сколько вы скажете! – встряла Ильза. Говоря так, она неотрывно смотрела на меня, будто решения принимал я единолично.
– А если мы скажем «миллион»? – ехидно поинтересовался Тополь.
– Нет, миллион он не будет заплатить, – серьезно сказала Ильза. – Когда-то давно плохие люди меня украдать… из школа… Просили миллион… Отец не давать… Плохие люди меня бросать в гараже… Веревки везде… В руках, в ногах… Рот закрытый с тряпками… Но мне повезло! Потому что они… могли убивать меня! Но полиция нашла. Через два дня.
«Да… Пришлось девчонке в жизни натерпеться. То киднепперы, то сексуальный маньяк со своими письмами… Если, конечно, верить легенде появления Вани в ее жизни… А какие основания не верить? Потом еще эта болезнь неизлечимая. А теперь Зона… Книгу можно писать: «Фройляйн Ильза – принцесса трагической судьбы»… Будет пользоваться спросом. Или по крайней мере гарантирует посмертную народную любовь».
– А сколько, по-твоему, твой фатер заплатит?
– Сто тысяч. Это заплатит.
Мысленно я сказал «ого», но виду не подал. В принципе неплохие деньги. За них можно чуток и поработать. Особенно если…
– Сто тысяч – неплохо. Но я бы хотел чуть-чуть подстраховаться.
– Что это… значит… «подстраховаться»? – встревоженно спросила Ильза.
– А вдруг мы выведем вас за Периметр, пойдем вместе в ближайшее кафе пить чай… И пока будем ждать официантку, вы с Иваном отпроситесь как бы в туалет, а сами сядете в такси – и поминай как звали! Ни денег, ни принцессы с ее русским телохранителем Иваном. И буду я потом полжизни интервью для желтой прессы давать на тему «Как я вывел из Зоны принцессу Лихтенштейнскую и получил за это мужской половой член».
Тополь одобрительно хмыкнул. Иван тоже улыбнулся вполрта.
Одна Ильза, похоже, не разобрала, в чем соль этой грубой шутки. А может, как это у них, у аристократов, водится, сделала вид, что не разобрала, дабы не уронить свое высочайшее достоинство.
– И как ты собираешься подстраховаться? – спросил Иван.
– А ты пообещай мне во-он тот контейнер, который в череде лежит. – Я указал пальцем в сторону аквамаринового чемоданчика.
– Контейнер? Зачем он вам? – спросил Иван испуганно. Он явно был в непонятках.
– Про этот контейнер мне говорил один постоянный клиент, его зовут Хуарес, – темпераментно врал я. – Он говорил, если я, случайно прогуливаясь по Зоне, увижу такой контейнер и принесу этот контейнер ему, то его благодарность будет настолько велика, что он подарит мне свой старенький «Харлей-Дэвидсон», на котором я смогу ездить в ближайший поселок Хорошево, чтобы навещать любимую бабушку… Так ты не против?
Иван ответил с запозданием, словно бы решая сложную моральную дилемму.
– Помнишь я тебе говорил про поляка Вуч-Бордзян–ковского, который был нашим проводником?
Я пожал плечами. В том смысле, что помнить-то помню, да только при чем здесь он?
– Так вот он не сразу умер, когда вертолет разбился. – Иван опустил глаза. – После катастрофы я его из вертолета выволок. Первую помощь оказал. Пытался что-то для него сделать… В общем, перед тем, как умереть, Вуч-Бордзян–ковский открыл наручники, которыми этот контейнер был пристегнут к его левой руке. И взял с меня обещание, что я никому, никому этот контейнер не отдам до самого Вадуца…
– Вадуц? Это где-то возле Житомира?
– Вадуц есть такой столица… столица мое княжество, – сердито объяснила Ильза.
– По географии у меня всегда была тройка с вожжами. Ну а в Вадуце с контейнером будет что?
– В Вадуце я должен буду позвонить человеку по имени… кажется… Смит. Да, его зовут Джон Смит, и он этот контейнер заберет.
– И взамен этот самый придуманный Смит даст тебе денег!
– Нет же! Клянусь, ни о каких деньгах речь не шла! Речь шла о том, чтобы оказать услугу умирающему человеку, Вуч-Бордзянковскому!
– Ф-фух… Ну раз так, раз о деньгах речь не шла, раз этот контейнер вообще не твой… и его настоящий владелец или курьер трагически погиб… ты имеешь все моральные основания отдать этот контейнер своему спасителю Комбату! Который распорядится с ним самым наилучшим образом!
– Но как-то неудобно…
– А тебе удобно оставить меня без «Харлей-Дэвидсона»? Ты думаешь, нам с Тополем будет легко провести двух лишних взрослых людей через леса и поля, кишащие псами, зомби, химерами, снорками, полтергейстами, псевдоплотями и вашими любимцами – псевдогигантами? А ведь нам придется не только охранять вас! Не только следить за тем, чтобы вас не смял в говно гравиконцентрат и чтобы насмерть не укатала каруселька! Но и кормить вас! Не доедая, между прочим, самим! И устраивать на ночлег в этих веселых местах, присматривая, как бы вас ночью кровососы не высосали до самого донца!
Я украдкой бросил взгляд на Ильзу. Ее глаза светились незапамятным ужасом – подействовало перечисление несчетных опасностей Зоны.
Иван молчал. Было понятно: он еще не принял решения.
Я посмотрел на часы – из-за этих сирот мы с Тополем потеряли уже полчаса. Скоро, пожалуй, и смеркаться начнет, а мы еще не дошли до места ночевки. И идти до него еще долго!
Можно было, конечно, заявиться в лагерь ученых… Они люди добрые, пустят. Но я видел минимум семь причин, по которым этого в сложившихся условиях лучше не делать.
Я понял, что пора поднажать. Тем более что Тополь, все это время изображавший моего смиренного подчиненного, подавал мне глазами красноречивые знаки.
– Ну что?
– Да что-что! – раздраженно буркнул Иван. – Что непонятного-то? Последняя воля покойного! Покойный велел…
– Что ты заладил: «Покойный, покойный…» Ты же взрослый человек! Должен понимать, что покойный – это по определению тот, которому с прибором положить на все, кроме покоя. В том числе на свою собственную последнюю волю!
– Что ты имеешь в виду?
– Нормальных покойных за гробом такая фигня, как какие-то контейнеры, интересовать не должна.
– А что их, по-твоему, должно интересовать?
– Если они попали в рай, то должны думать, где бы раздобыть самоучитель игры на арфе и тексты псалмов на греческом, которые им придется исполнять во славу Господа на подпевках у хора ангелов.
– А если в ад?
– Тогда должны думать, сколько денег надо занести ближайшему надзирателю с рогами и вилами, чтобы он переставил твой котел с кипящим маслом поближе к кондиционеру…
Иван вымученно улыбнулся.
Это был обнадеживающий признак. Я усилил натиск.
– А если твой покойный вдруг объявится, чтобы предъявы тебе предъявлять, посылай его прямиком ко мне. Я такое количество нежити на своем веку угандошил, что одним меньше, одним больше…
Иван улыбнулся уже смелее, и мы ударили по рукам.
Ильза кивком благословила сделку. Что там ни говори про равноправие влюбленных в свободном союзе, на деле никакого равноправия нет и в помине. В союзе Ивана с Ильзой главной была, конечно, Ильза.
– Только… Только имей в виду, ты получишь контейнер, когда мы вместе выйдем из Зоны! И не раньше! – попробовал проявить твердость Иван. – Мне это надо для надежности!
– Да пожалуйста. Буду только признателен, если три дня до Периметра нести эту дуру будешь ты!
На том и порешили.