Глава седьмая. Тишь да гладь
Как известно, я в свое время учился в институте кинематографии. Зачем я это делал – аллах ведает. Поступить туда было легко, ну и у мамы была мечта такая.
На самом деле толку от этой учебы было чуть, к тому же преподавание строилось в основном на шедеврах украинского кино, каковых, если честно, и с десяток не набралось бы. Поэтому нам иногда показывали иностранные фильмы, например, русские.
Один из них я запомнил, хотя пришел на просмотр изрядно пьяным после какой-то вечеринки. Собственно, я и ходил-то в основном на те занятия, где показывали фильмы, и то не всегда. Вот и в тот раз я пялился в экран, где шла старинная картина русского режиссера по фамилии, если не ошибаюсь, Твардовский. А называлось кино «Сталкер» – это я четко запомнил.
Оно мне не понравилось – снято как-то блекло, герои истерично мечутся, хотя, по сути, ничего особенного вокруг не происходит… Однако потом, в Зоне, я очень часто вспоминал этого Твардовского и его «Сталкера».
Сам сталкер, то есть герой фильма, который вел не пойми куда еще двоих, писателя и, кажется, ученого, мне тоже не нравился. Такие мужики на самом деле у нас были, но они не выживали. Уж слишком дерганые. Не Зона сожрет, так свои шлепнут, если осерчают. Но не в сталкере и дело, а в Зоне.
Зона там, в кино, была тихая и в чем-то красивая. Мне запомнились танки, сплошь заросшие ползучей травой. Кстати, парочку таких я и здесь видел – недалеко от Милитари есть лужок, и на этом лужке они стоят. Два танка и бронетранспортер, да их толком и не видать – холмики зеленые… А тишина и красота Зоны у Твардовского мне вспоминилась сейчас, когда мы гопали по бетонке, сторожко оглядываясь вокруг и цокая подковками на ботинках.
Бетонка была практически пустой. Практически – потому что сквозь трещины в некоторых местах проросли кустики травы, сорняки, даже небольшие деревца. Пахло цветами, нектаром. На обочине стоял бульдозер некогда синего цвета, а теперь ржаво-облезлый. Дверца кабины была открыта, внутри, па разодранном сиденье, лежали пустые консервные банки и бутылка из-под водки. Видимо, кто-то в кабине ночевал или пережидал непогоду, а заодно и трапезничал. Аспирин предложил было порыться в бульдозере на предмет чьего-нибудь тайничка, но я отнесся к этому скептически – уж больно открыто торчал на дороге бульдозер, да и убежищем для прохожего сталкера он становился явно не раз. Профессор встрял, вспомнил какое-то похищенное письмо и рассказ по этому поводу, написанный писателем по фамилии то ли Лимпопо, то ли как-то так – я тут же забыл. Фишка рассказа была в том, что, если чего хочешь спрятать, положи на видное место. Ага. Дурень этот Лимпопо, будет еще учить сталкера хабар прятать.
Аспирин тем не менее вдохновился классикой, приотстал и порылся в кабине, но, как и следовало ожидать, ничего не нашел. Догнал, отдуваясь и что-то бормоча под нос.
– Как много в Зоне брошенной строительной и военной техники, – задумчиво произнес профессор, топая рядом со мной.
– Это вы еще не видели свалок, которые с первого взрыва остались. Там эта техника как на параде. И вертолеты, и экскаваторы… Хотя вы правы, тут везде или танк, или трактор, или самосвал… Бросали, радиоактивное ведь все. Кое-что и вывезлипод шумок, потом продали, говорят…
– Но ведь можно, наверное, что-то и сейчас починить…
– В смысле, чтобы потом по Зоне ездить, а не на своих двоих? Легко. Кое-что и чинить не придется: в Зоне энергетика ого-го, садись в машину, заводи и езжай. Только знаете, профессор,по Зоне не ездят. Над ней не летают. Вернее, попробовать никому не запрещается, вот только что из этого получится?
– А как же военные вертолеты?
– Военные – не дураки. Они летают редко, но метко, и, как правило, по четким наработанным маршрутам. Плюс недалеко, как гордая птица ежик. Хотя и военные гробятся, куда ж без этого… Да, есть мастера, которые и на джипах здесь гоняют. Но тоже в конкретных местах, по конкретным дорогам и, что важно, на довольно короткие расстояния. Из машины не все аномалии углядишь, а ведь автомобиль это к тому же ловушка, коробка железная… Схлопнется – и будешь там сидеть и подыхать, как килька.
– Даже танк?
– А что танк, чува-ак? – включился в беседу Аспирин. – Танк – та же железяка, только на гусеницах. Хороший «трамплин» этот танк за вон тот бугор закинет. Нет, я лучше пешком.
Соболь шел впереди молча, хотя разговор слышал, и был занят – пинал пустую консервную банку. Банка катилась впереди, подскакивая на трещинах и неровностях. Казалось, что сталкер шалит от скуки, но на самом деле Соболь страховался и провешивал дорогу. Банка, чуть что, среагирует на невидимую аномалию не хуже привычного болта.
Банка подпрыгивала и еле слышно дребезжала, шлепая полуоторвавшейся этикеткой с надписью «Завтрак туриста».
Стоп.
Еле слышно?
Пустая жестянка катится по неровному бетону еле слышно?!
– Стоять! – заорал я.
Соболь остановился как вкопанный, профессор по инерции сделал несколько шагов и врезался ему в спину. Сзади замерли Аспирин и Пауль, который тут же сорвал с плеча автомат и принялся озираться, водя стволом по сторонам.
– Что случилось? – спросил профессор. Голос Петракова-Доброголовина прошелестел, словно он разговаривал со мной по телефону откуда-то очень издалека.
– Соболь! – крикнул я.
Соболь осторожно обернулся.
– Непорядок, – сказал он. Соболя я тоже еле-еле слышал, звук съедался, хотя вокруг ничего не предвещало беды – та же бетонка, те же редкие кустики вдоль обочины, покосившийся дорожный знак, на котором уже не понять что изображено…
– Мелкими шагами назад, – скомандовал я.
Отряд двинулся обратно, причем Соболь шел спиной, громко отсчитывая цифры от нуля и далее. Метров десять – и звук вернулся. Я внимательно прислушался.
– …Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать… – бубнил Соболь.
– Нормально, – сказал я.
Мы перевели дух.
– Что это было? – спросил профессор, вытирая с лица обильно выступивший пот.
– Хрен его знает. Везет нам, ничего не скажешь – только, можно сказать, вышли, а уже одного человека потеряли и видели две совершенно непонятные вещи… – Я тоже вытер пот, который затекал в глаза и сильно их щипал. – Соболь, что ж ты, гадина, не среагировал?! Впереди ведь шел!
– Я за банкой следил, за движением. А слушать – не слушал, – развел руками Соболь. – Кто ж мог подумать, что тут такая фигня живет… Раньше ведь не было, я тут месяца два назад пробегал.
– Прямо-таки и пробегал? – усомнился Пауль. – Гонишь.
– А то. Сам ведь знаешь – бетонка чистая считается.
– Считалась, – сказал я, качая головой. – Теперь уже вряд ли.
– Так там, может, ничего страшного и нету, а, чува-ак?! -встрял Аспирин, – Ну, глохнет малость. Чего страшного-то? Ничего страшного…
– Ты у профессора, смотрю, нахватался любви к естествознанию. Иди проверь. Мы отсюда посмотрим. А ты вернешься и расскажешь, чего и почему там глохнет… Если вернешься.
Я выжидающе посмотрел на Аспирина, и остальные тоже посмотрели. Аспирин вздохнул и сдался:
– Не, чува-ак. Не пойду. Чего я там не видал. Идем лучше туда вон, через лесочек. Крюк небольшой, зато спокойнее.
– То-то! – буркнул я и пошел вперед, спустившись с бетонки в небольшую канавку.
– А может, все-таки через Агропром надо было идти? – спросил Пауль.
– Нет, – отрезал я. – Не надо светиться. На Агропроме сейчас только официально никого нет, а на самом деле… Не надо туда лезть. Идем скрытно и в то же время по более-менее знакомым местам.
– Как скажешь, – пожал плечами Пауль.
Лесочек оказался напичкан «жадинками», которые я успешно чуял и обходил, а остальные чапали за мной след в след. Профессор попытался выведать у меня, каким образом и почему я их чувствую. Я объяснить не смог, потому что не знал сам. Чувствую – и все.
Я поймал себя на мысли, что даже не высматриваю артефакты. То же и остальные – Аспирин едва не пнул «медузу», лежав тую совсем уж под ногами… Оно и правильно: тащить ее взад-вперед… с учетом хорошей оплаты основного задания всякая мелочь средней стоимости не привлекала. Если уж что-то совсем редкое… Хотя за совсем редким идти надо в соответствующие места, а мы движемся с конкретной целью и разве что на обратной дороге что-нибудь подберем.
Вообще я не очень уважал артефакты. То есть приносить – приносил, продавать – продавал, но использовать их на себе, как делают многие братья-сталкеры, брезговал. Ну, прицеплю я за себя «ночную звезду» или две, было у меня и две. Захотят меня подстрелить – обломаются чуток. А где вероятность, что я не сдохну от усиленной артефактом радиации? А где гарантия, что я по сдохну через год от чего-то такого, о чем даже не знаю и что вливается в меня через эту сраную «звезду»?
Нет, увольте. Таскать на себе разную хрень – это не по мне. Пристрелят – так это хоть чисто по-человечески…
Лесочек, примыкавший к горелому собрату, мы прошли спокойно. Псевдоплоть куда-то испарилась или просто хорошо от пас пряталась, и Аспирин традиционно предложил пожрать, радуясь тищине и покою. Но я предложение пресек в корне, потому что Аспирин и сам-то, видать, есть не хотел. К тому же мы не на пикнике, что и подтвердил Соболь, медленно снявший с плеча зауэр».
– На десять часов кровосос, – спокойно сказал он.
Я его тоже увидел – небольшая тварь шла через полянку метрах в трехстах от нас, чуть крадучись и не обращая на отряд ровно никакого внимания. Положить с такого расстояния его теоретически возможно, но трудно даже из Соболева слонобоя.
– Это что же, и есть кровосос?! – изумился профессор, едва не подпрыгивая на месте. Я прихлопнул его по плечу, успокоив.
– Куда его черт несет? – тихо спросил Аспирин.
– Не знаю. Грибы собирает, может… Соболь, не стреляй!
– Да я и не стреляю, – сказал тот. – Больной он, что ли? Вялый какой-то…
Неожиданно кровосос изменил направление и стал приближаться к нам, увеличивая скорость. Соболь выждал немного и дал из двух стволов. Кровососа развернуло и подбросило, после чего он покатился по траве.
– Готов, сука, – сказал Соболь. Осторожно подойдя, он добил его выстрелом в упор – или просто сделал контрольку, на всякий случай, потому что даже такой мелкий кровосос весьма живуч. Потом склонился и стал рассматривать.
– Чего там, чува-ак? – позвал Аспирин. – Кровососа не видал, что ли?
– Тут интересно, – крикнул в ответ Соболь.
Мы подошли поближе, Соболь ткнул в башку кровососа, щупальца на которой еще шевелились, стволом ружья. Я присмотрелся – в самом деле, на морде, чуть выше щупалец, сидел какой-то нарост. Морщинистый и зеленоватый, размером с яблоко.
– Он… он смотрит… – прошептал у меня за плечом Петраков-Доброголовин.
Действительно, нарост моргал небольшим круглым глазиком с желтой радужкой и неприятным крестообразным зрачком.
– Паразит какой-то, надо полагать, – бормотал профессор.
– Потому и кровосос такой зачморенный ковылял, – заключил Аспирин с видом знатока. – Эта падла на него, стало быть, прицепилась и командовала. Мелкий контролер.
– Раньше я такого не видел, – признался Соболь.
Все закивали – никто не видел, и я тоже не видел… Контролер – это другое, контролеру не надо тебя за морду хватать, чтобы в мозги просочиться. А здесь – натуральный паразит. Интересно, как он…
– Назад! – заорал я. Все ломанулись на несколько шагов от поверженного кровососа, все-таки рефлексы работают… Потом только стали озираться.
– А если она отцепится и прыгнет? – пояснил я. – То-то… Кровосос не сам же себе ее на грызло налепил.
Аспирин покачал головой, вынул пистолет и, прицелившись, выстрелил прямо в нарост.
– Теперь не попрыгает, – мрачно сказал он.
В самом деле, пуля из «беретты» разнесла уродца почти до неузнаваемости. Съехавший на сторону глазик остекленел, а изнутри вылезли розовые пленки, покрытые пенящейся жидкостью бурого цвета, которая испарялась буквально на глазах. Профес-сор аж подвизгивал.
– Нужно было ее в контейнер… – начал было он, но я остановил светоча науки:
– Мы не знаем, что это такое и что оно умеет. Вы слышали – все присутствующие видят это… существо в первый раз.
– Вероятно, новая мутация.
– Вероятно. И опасная – это уже несомненно. Не знаю, везде они теперь в Зоне водятся или только в данном конкретномлесочке, но не лишне будет поглядывать вокруг – к примеру, с дерева сиганет, не дай бог…
– Увидишь его, – заворчал Пауль. – Он, гад, маленький и незаметный.
– Цепляется-то за открытые участки тела, – заметил Соболь. – Надо бы прикрыться по возможности. Куртку не прокусит.
Следующую часть пути – до маленькой базы ГСМ, принадлежавшей в мирные времена невесть кому, – мы двигались с опаской, потому что новый мутант – это всегда большие неприятности. К тому же мы видели только финал, можно сказать, а как он передвигается? Как вцепляется? Может, он летает? Твою мать, не люблю я такие вопросы, очень не люблю… Я даже соскучился по родной и привычной псевдоплоти с ее лингвистическими упражнениями и искренне обрадовался, когда за пригорком крикнуло:
– Котыбр!
Судя по улыбкам, все разделяли мои чувства. А уж когда показался знакомый забор из серых железобетонных плит, причем как раз начало темнеть, Аспирин плотоядно захехекал и сказал, потирая руки:
– Тут-то славно мы с вами пожрем и заночуем, чуваки-и!
Но вначале мы грамотно просочились на территорию горючесмазочной базы. Там было пусто – то есть ни брата-сталкера, ни мутантов. Вдоль забора по-прежнему стоял ряд небольших цистерн на кирпичных фундаментах. С виду цистерны были целые, только одна прошита автоматной очередью. Я никогда не интересовался, что у них внутри: тут как с танком, закрыт люк – и черт с ним, пусть там даже тайник чей-то, полный хабара.
Посередине огороженного забором двора стоял небольшой домик из все тех же железобетонных конструкций, с выбитыми сто лет назад окнами, но вполне пригодный для ночлега. Мусора, правда, там накопилось прилично – пустые консервные банки, битые бутылки, обертки от индивидуальных пакетов и сухпайка, чьи-то обглоданные кости, на человечьи не похожие, ржавый автоматный рожок, окурки, рваный ботинок… Какая-то сволочь даже нагадила в углу на гравийный пол – слава богу, дерьмо уже мумифицировалось и не воняло. Убирать, короче, не пришлось.
Рассудив, что сейчас – моя очередь патрулировать окрестности, я поручил Аспирину приготовить ужин, чем он радостно и занялся. Умаявшийся и нахватавшийся впечатлений профессор сидел на стопочке кирпичей и массировал икры – а то, это ему не трусцой по гаревой дорожке в городском парке, а по пересеченной местности в полной… ну, не в полной, на нем-то не так, как на нас, навешано, но в какой-никакой выкладке.
Я еще раз взглянул на эту идиллию, проверил автомат и вышел наружу.
ПДА молчал. Стемнело еще больше. В Зоне со светом и тьмой вообще происходят довольно интересные вещи – вот Мутабор божился и клялся, что один раз он шарился в районе элеватора, заночевал там, а ночи так и не наступило. Я такого не видел, врать не стану, но вот темнеет тут иногда определенно совсем не так, как за Периметром. Как будто лампочку выключили. Сейчас, впрочем, сумерки были как сумерки, вполне адекватные.
Я неторопливо прошелся между цистернами, оглянулся не окна домика, в которых трепетали всполохи разведенного костерка. Тихо, уютно. Где-то, гадом буду, даже запела вечерня* птица – а ведь я, кроме ворон, тут птиц не видел… Или не птица? Может, это наш сегодняшний новый знакомец, погонщик кровососов, так распевает?
Кстати, вот и имя – погонщик. Если никто до меня другое не зарезервирует, введу в обиход. Разумеется, коли он тут не одиь такой был.
С такими мыслями я поправил автомат и расстегнул ширинку, чтобы знатно окропить фундамент ближней цистерны. И хорошо, что расстегнул, иначе намочил бы портки. Потому чтс прямо у меня над головой глухо каркнуло:
– Абанамат!