Юрий Мясников — Путь Черного Сталкера

Сегодня утром мне довелось быть свидетелем одного прелюбопытнейшего диалога. Дело в том, что, несмотря на грядущий юбилей (в декабре мне исполнялось шестьдесят, и мы готовились закатить с бывшими сослуживцами культурную попойку в «Хромите» по этому случаю), я по-прежнему обладал довольно крепким телом и даже пробегал по паре километров перед завтраком, чтобы не потерять форму. Вот и сегодняшним утром, совершив необходимый моцион, я присел на лавочку и стал оглядывать прохожих опытным взглядом бывшего помощника следователя по особо важным делам. Поверьте мне, я вовсе не вмешиваюсь в чью-то личную жизнь. Это просто безобидное хобби, и я не могу без него. Вот, кстати, идет парочка. Парень с девушкой. Он, размахивая руками во все стороны, рассказывает ей про своего дурака-шефа, который заставляет их вкалывать до позднего вечера. Ну зачем же так врать, молодой человек? Кто же вам поверит с такими зрачками? Солнце уже поднялось, а зрачки почему-то широкие-с… Вы уж поосторожнее с девушками, они существа такие, им полиграфа не надо, и специальных навыков, у них детектор в крови, так сказать, заложен. Но я не люблю таких сцен, поэтому переключаю свое внимание на других персонажей спектакля «утро» на сцене нашего маленького проспекта.

Наблюдать за собачниками – тоже увлекательнейшая вещь, причем полезная. Наслушавшись их бесед друг с другом, я накопил превосходную теоретическую базу и, со временем, наверное, заведу себе ротвейлера.

Сегодня, однако, моему взору предстала лишь пожилая напомаженная мадам из соседнего подъезда с брехливой кудлатой собачонкой неопределенной породы. Остальные собаководы, вероятно уже выгуляли своих питомцев, а может быть, перенесли сегодня место прогулок. Скорее последнее, потому что все немногочисленные фонарные столбы поражали необыкновенной для такого «собачьего» времени сухостью у основания, подумал я и усмехнулся профессиональной догадке. Именно в это самое время до меня донеслись обрывки диалога:

Компьютерный клуб  «Шымболат» располагался в обыкновенной  пятиэтажке на первом этаже. Когда я там появился, народу было немного, несмотря на выходной день. Щуплый мальчуган за ближайшим компьютером накликал своему варвару очередную порцию опыта и теперь, сморщив лоб, распределял навыки, два лохматых пятиклассника резались в неизменную контру, а в вип-салоне, судя по доносившимся оттуда звукам, группа подвыпивших студентов играла в StarCraft на раздевание.

Денис сидел сразу у входа и приветственно помахал рукой, заметив меня. Я сел рядом.

— Значит, так. Я отправил Чугунову сообщение, его люди нас встретят. Вот только что, — он указал на экран, — пришло подтверждение. Билеты у меня. Это ваш. Мы будем в разных вагонах, чтобы избежать подозрений. Билет до конечной, но сойдем часа за три. Станция Чернореченская. Запомните?

Я кивнул.

— Значит, расходимся?

— Подождите, сейчас только закончу червя…

— Кого?

Денис ничего не ответил, а только пулеметом застрочил по клавишам. Сзади вдруг раздался удивленный вопль. Я обернулся. Оба контрстрайщика лежали с нулевым здоровьем на бетоне, а посреди фонтана возвышался лавровый голем из пятого «Серьезного Сэма» и сыпал в них файерболами.

— По-моему, он в порядке, — сказал Чугунов своему спутнику, и они обменялись красноречивыми взглядами

— Что с Денисом? – спросил я. Чугунов присел на краешек кровати, а тот, второй, вышел в коридор, что-то пробурчав под нос.

— Видишь ли, Вадим. Он плох. Очень плох. Его, как и тебя, отравили Синей Смертью.

— Он будет жить?

— Мы всячески поддерживаем его организм, но это – все, что мы можем сделать. Его разум все еще находиться под Пвоздействием препарата. Денис, если можно так сказать, заключен внутри себя самого в мир своих собственных иллюзий. Любая мозговая активность перехватывается остаточной энергией Синей Смерти и возвращается обратно в устрашающе искаженном виде. Лишь единицы смогли вырваться из этого плена. Ты – один из них.

— Значит, и Денис тоже может?

— Ты отделался сравнительно малой дозой, кроме того, твои умения помогли тебе.

— Это тебе я должен сказать спасибо, сэнсей.

— Оставим. Анализы показывают чудовищный коэффициент вложенности иллюзий…

— Что это значит?

— Это значит… очень плохо, проще не сказать. Тебе никогда не снился сон, в реальности которого ты не сомневался?

— За кого ты меня принимаешь?

— Ты видишь страшные кошмары, и вдруг просыпаешься, и испытываешь огромное облегчение, что все позади, а они начинаются снова, и предыдущие по сравнению с ними – просто детские игрушки? И ты просыпаешься снова?

— Да, подожди, что-то такое было. В детстве.

— Такое случается с КАЖДЫМ. Но не все помнят «многоэтажные» сны. Но факт остается фактом. Это задокументированное явление. Именно на этом эффекте и основано действие Синей Смерти. Предельный уровень – семь. Доза, полученная Денисом, превышает ее. Но он еще держится.

— Я могу увидеть его?

— Доктора запретили входить даже мне. Он максимально изолирован от всех раздражителей – света, звука… Но от себя самого нет преграды. И… хватит, Вадим, об этом. Не для того парнишка пострадал, чтобы ты тут разлеживался. Ты уже абсолютно здоров. Ну-ка, вставай! Чего бы ты сейчас хотел?

Я ответил честно:

— Котлету. С картофельным пюре.

Через полчаса я уже уплетал заказанное, сидя за широким столом в просторном, но немного пыльном кабинете. Чугунов сидел рядом на диванчике для посетителей.

— Прежний хозяин этого кабинета был арестован нашим Ведомством за пособничество некоторым делам Аркадия Северного. Он, конечно, отпирался и, естественно, на Северного нас не вывел, но кое-какие ключи к загадкам обнаружились. Здание это теперь наше, и мы облазили почти каждый уголок, но пока ничего интересного не нашли. Сейчас мне придется тебя покинуть, а ты порыскай пока в этом кабинетике. Мы в нем еще не смотрели. Может, найдешь чего, а я пришлю тебе парня потолковее, он введет тебя в курс дела. Если что произойдет по твоей специальности, я тебе сообщу, займешься. Я знаю, у тебя куча вопросов, но мы еще встретимся, а пока…

Бармен Гриша проводил нас к соседней двери.

— Тут живет Критик, его так все называют. Скандальная личность. Я думаю, что уж он-то в чем-нибудь да замешан.

— Не будем делать опрометчивых высказываний, — сказал я. Семен постучал. Ответа не последовало.

— Может, его нету?

— Как же нет, я видел, как он заходил к себе, когда мы шли к Пржевальскому, — ответил Гриша и почему-то обиделся.

— А обратно никто не выходил, я все время поглядывал в коридор, — добавил Семен.

— Ключи от комнаты есть? – спросил я у Гриши. Тот покопался в карманах и выудил разнокалиберную связку.

— Вот этот, с короткой бородкой.

Ключ никак не мог войти в скважину, а когда, наконец, мне удалось его протолкнуть, по ту сторону двери что-то звякнуло. Я отворил дверь и поднял с пола точно такой же ключ.

— Эй, есть тут кто?

Молчание. Я прошел в комнату, Семен  и Гриша последовали за мной. В комнате было намного уютнее, чем у князя. Толстый ковер на полу, массивная мебель на гнутых ножках, светильник с двумя десятками лампочек в форме свечей, тяжелые бархатные портьеры, создающие в комнате полумрак. И роскошный камин, в котором весело играли языки пламени.

— Это люкс? – спросил я Гришу. Тот ответил не сразу. Челюсть его некоторое время балансировала на связках, готовая вывалиться, а сам Гриша пребывал в состоянии прострации. Пересилив себя, бармен открыл рот, но смог лишь выдавить:

— Нет… я это все впервые вижу. Еще вчера…

Неожиданно из-за окна донеслись голоса. Я прислушался.

— Как же он так?

— А я знаю? Я сам только подошел!

— Я видел! Он окно распахнул и как закричит: «Но пассаран!» И сиганул вниз!

— «Они не пройдут»? Кто? Что бы мелешь?

— Я что видел, то и говорю.

— И ведь угораздило его именно на забор свалиться!

Я выглянул в распахнутое окно. Под окнами столпились несколько сталкеров. Они стояли около забора, выполненного из металлических штырей с фигурными башенками на верхушках. На одном из таких штырей покоилось чье-то окровавленное тело. Покрасневшая фигурная башенка торчала у него из спины. Очевидно, несчастный, прыгая из окна, не разглядел, на что он может приземлиться. Я повернулся к Грише.

Разумеется, причастность Северного к этому делу меня совершенно не удивила, но Морфей… Не пора ли проверить концентрацию мидихлорианов в крови? (шутка). Если честно, то я просто попытался отбросить эту головную боль в сторону и вплотную заняться подготовкой к моему первому походу в Зону под чутким инструктажем Семена. Чугунов дал добро на проверку таинственного склада и определил главным меня. Из его рук я получил отличный пристрелянный «Макаров» и корочки полковника ФСБ, дабы чувствовать себя уверенно при встрече с военными, которым мы формально подчинялись, а на самом деле, как он объяснял мне, контора наша получала распоряжение с «самого-самого верха» и от главного координатора. Насчет личности этого самого координатора генерал молчал как каменный. Зато, ко всему прочему, презентовал мне ключи от бронированной «Нивы».

Семен ждал меня у гаража. Я сел на место водителя, Семен – рядом. Автомат Семен положил на колени, компактные вещевые мешки забросил на заднее сиденье.

— Ну, что тронулись?

Семен кивнул. Я вывел машину из гаража, двери его автоматически закрылись, и «Нива», выбросив из-под колес фонтанчики осенней грязи, выскочила на дорогу.

— Едем до четвертого километра, потом сворачиваем.

— Как скажешь, мистер гид.

Семен не отреагировал, и я целиком отдался вождению. Машинка была послушна, скорость – просто замечательна, и лишь становящийся все мрачнее окружающий пейзаж начинал понемногу давить на нервы. Во-первых, куда-то исчезли все яркие краски осени. Листья на деревьях, казалось, обратились в серую пыль, покрывшую стволы сверху донизу. Дом стали попадаться все как-то больше разрушенные, а вон БТР вдалеке стоит…

— Интересное кино, — согласился Семен, отодвигая ногой от себя тело третей Слепой гончей. За время моего рассказа четверо самых прыгучих собак буквально влетали в наше дупло. К счастью, Гончая не успевала затормозить и несколько секунд по инерции бежала вперед, что нас и спасало. Но патронов становилось все меньше. К тому же рация, естественно, не работала. Лай внизу становился все громче, и помощи было ждать неоткуда. Я уж было хотел предложить спуститься вниз и поискать что-нибудь типа оружия среди запрятанных артефактов, как вдруг лай прекратился, сменившись протяжным воем. Я, не выпуская из рук пистолета, выглянул из дупла. Семен пристроился сбоку. Около огромной стаи собак стоял человек.

Собаки и не думали на него нападать. Они сгрудились в кучу и лишь немного подвывали. Человек, что стоял внизу, не был похож на обычного сталкера. Во-первых, он был без защитного костюма. Черные вытертые джинсы и черный же свитер с закатанными до локтей рукавами. Через грудь на спину шел кожаный ремень, и сзади к нему была приторочена какая-то палка. И… лицо. Лицо и руки его было темно-зелеными, болотного оттенка, и шли по ним черные ровные полосы, как обычно раскрашиваются коммандос для сокрытия в джунглях.

— Черный Сталкер… — прошептал Семен, и я почувствовал легкий озноб. Тот самый ужасный Черный Сталкер, бесчеловечный монстр и неуловимый мародер, о котором болтают в барах? Нет. Глядя сейчас на него, я не чувствовал никакой агрессии, я был АБСОЛЮТНО уверен, что все, что говорят про него – ложь. Откуда у меня взялась эта уверенность я сказать не мог. Все-таки, что-то от него исходило. Что-то, что я некогда почувствовал в Чугунове…

Черный Сталкер сделал шаг вперед, и Гончие, поджав хвосты, отпрыгнули на пару метров. Вдруг монотонный вой прорезал какой-то звук, не высокий и не низкий. Он был слышен даже не ушами, скоре – нервами. Какой-то ультразвуковой поросячий визг, от которого Гончие встрепенулись и зарычали. Обнажив острые клыки и припав на передние лапы, они некоторое время вращали головами, словно выискивая источник запаха, а потом бросились на Черного Сталкера.

Сталкер мгновенно отшатнулся и первая, самая смелая собачка схватила зубами воздух. В руках у сталкера оказалась та самая палка, что была приторочена к ремню. Длиной она была около полутора метров, из темного дерева, с рубчатой поверхностью, чтобы можно было крепко держать ее за любое место. На конце – короткое, сантиметров двадцать и чуть загнутое узкое лезвие. «Глефа!», — вспомнил я название этого холодного оружия.

Тщательность, с какой мы экипировались, привела бы восторг любого нейрохирурга. Эти два костюма стоили целое состояние, но купить их даже за самые бешеные деньги на черном рынке было невозможно. Потому что их было только два – у Чугунова и у меня. Помимо стандартного комплекта костюмы имели кислородные баллоны с запасом оного на девять часов, совершенно потрясающий шлем с голографическим интерфейсом и массу других причиндалов. О каждом приборе я выслушал краткую лекцию и вполне мог пустить любое из устройств в ход без риска для себя.

Ровно в полночь около блокпоста мелькнули две тени. Я проводил этих крыс-мутантов взглядом, недоумевая, почему их так мало. А вот и ответ на вопрос: Вслед за ними из дыры в стене повалила вся крысиная стая. Блокпост засуетился. Патрульные сноровисто развернули турели, огнеметчики заняли позиции, и принялись косить крыс под корень.

— Пора, — сказал Чугунов и метнулся к наиболее низкой части стены. Военные, занятые истреблением мутантов, совершенно не заметили, как две «кошки» с крепкими торсами зацепились за верхушку бетонного ограждения. Десяток подтягиваний – и мы наверху. Костюм смягчил падение с пятиметровой высоты по ту сторону Зоны. Мы внутри.

Голографический экран мгновенно выдал тучу из сотни стрелочек прямо перед нами. Это была комариная плешь, и каждая стрелочка указывала определенное направление каждого гравитационного вектора. Над тучей зажглась надпись, сообщающая размеры плеши и расстояние до нее. Это вам не гайки кидать! Чугунов, держа FN2000 наготове. Полупрозрачный целеуказатель у меня перед глазами метался туда-сюда, но опасности не находил.

Мы двигались тихо, но быстро. Безмолвие ночи окутало нас, приглушив даже ожесточенную битву за стеной. Трава шелестела, но так, словно боялась потревожить чей-то чуткий сон, деревья склонились так близко к земле, будто старые перечницы, вышедшие посидеть на лавочке и обменяться последними сплетнями. Даже в огромной, метров пятьдесят, черной трубе, возвышавшейся вдалеке, чувствовались некоторые флюиды сонливости. Огромная черная труба неизвестного завода всем своим видом говорила: Вот она я, некогда коптившая воздух здесь, где не было ни одного тихого уголка на многие километры вокруг. Только лязг, грохот и непрерывный гул, так свойственный огромным мегаполисам и промышленным предприятиям, вынесенным за пределы жилых кварталов. Теперь труба стоит памятником тем временам и несет лишь покой и умиротворение. Ведь нет на свете более мирных картин, чем остов гигантского стодвадцатипушечного фрегата, покоящегося на дне моря, чем обоюдоострая секира, застрявшая в гранитной глыбе многие века назад, чем проржавевший насквозь пулемет, наполовину засыпанный песком времени. Когда-то они несли ужас, хаос и разрушения. Сейчас они олицетворяют собой мир, где сеющее смерть – мертво. Где проклевываются ромашки из-под ржавой турели, где глубоководные обитатели устраивают себе жилище в корабельных пушках, где на рукоять меча забирается ящерица, желающая погреться на солнышке. Где все уже забыли о том, что произошло когда-то. Очень давно…

Мы бежал целый час, спотыкались и падали, и снова бежали. Не знаю, как Чугунову, а мне ежесекундно чудился рев за спиной. Я не знал еще тогда, что звук, издаваемый детищем Северного, заставляет вибрировать каждую клеточку тела в течении долгого времени. Я бежал, не обращая внимания на показания приборов и, быть может, в некоторых местах чуть ли не касался аномалий. Мне было все равно. Лишь бы подальше отсюда.

Мы бежали, ломились через кусты, перепрыгивали через овраги, и ушах у меня звенел пронзительный клич Святогора, а в глазах мелькали картины рушащейся девятиэтажки…

…Мы выскочили из окна и спустились вниз по дождевой трубе, когда здание затряслось. На нас посыпалась каменная крошка и битые кирпичи. С трудом уворачиваясь в темноте от падающих обломков, мы с Чугуновым побежали прочь, поминутно оглядываясь. Тогда-то нас и настиг Глас Святогора…

…Мы пришли в себя только на дороге. Ни я, ни Чугунов, не помнили, какими путями мы выбрались из Зоны, и не имели никакого представления о том, где мы сейчас находимся. Сигнал со спутника был настолько слабым, что вычислить по нему наше местоположение не представлялось возможным. Тьма была кромешная, небо – затянуто облаками. Куда не кинь взгляд – с одной стороны лес, с другой – степь с чахлыми кустиками. И… не может быть! Огонек!

Чугунов достал свой «горизонт», при свете фонарика критически оглядел его и засунул в рюкзак. Я осмотрел свой. При бегстве мы сильно побили аппаратуру, но мой бинокль выдержал, только левая главная линза чуть треснула. Я навел бинокль на огонек и чуть не вскрикнул от радости – то светились милым, знакомым, ласковым светом окна таверны «У погибшего сталкера»!!!

«Палата» Дениса была недалеко, на том же, минус пятом этаже. Когда мы пришли туда, его уже вынули из медицинского бокса и уложили на кровать. Он был худ и бледен, но одежда, в которой я его запомнил, хоть и отдающая запахом стерильности, была быта на него и поэтому Денис не казался чужим. Глаза его были открыты, взгляд — осмыслен. Появление наше он воспринял довольно спокойно.

— Вадим Георгиевич, здравствуйте. Я рад, что с вами все в порядке.

Я сел к нему на кушетку, подвернув одеяло.

— Я тоже рад видеть тебя целым и невредимым. Как ты себя чувствуешь?

— Я… нормально. Только я немного путаюсь.

— В чем?

— В том, где моя жизнь, и где… тоже моя, только не эта…  Я сам не могу объяснить! Когда ЭТИ ворвались в поезд и обработали вагоны Синей Смертью, я пытался что-то предпринять, но не смог. Постепенно я пришел к выводу, что все это глупости и бессмысленная чушь, которая мне приснилась. Истинный лонд пятого игарра не должен искать надуманного смысла в глупых галлюцинациях.

— То есть…

— То и есть! Я был Ариэном Саотраном всегда, сколько я себя помнил. С три тысячи девятьсот двенадцатого года по летоисчислению Империи. Я должен был идти в тот день на встречу с Императором, а странные видения посетили меня в ночь перед встречей. Я не мог появиться перед Императором психически неуравновешенным, поэтому постарался выкинуть весь этот бред из головы. Но не смог. Я вспоминал иные толкования, иные названия предметов, и ничего не мог с этим поделать. И на бой с некромантом я пошел, испытывая огромное облегчение от того, что это отвлечет меня от моих мыслей. За себя я совершенно не боялся.

— Ты победил его? — с самым серьезным выражением лица спросил я.

— Да. И нашел темницу, в которой томилась моя возлюбленная. Я сорвал замки и ворвался в подземелье. Я увидел ее… и не узнал. Зато понял, какой же я урод — с двумя руками и двумя ногами, вытянутой формы — вылитый гуманоид. Разве круссанты бывают такими? Нет. Но Круссанты любят сны — они так редко их видят. А в этом сне я хоть и урод, но субъект довольно интересный. И я подумал, что Инкавве будет интересно послушать мой рассказ. Вот. С этими мыслями я и проснулся. И поплыл в школу.