Сергей Слюсаренко — Константа связи

Мелькай, мелькай по сторонам, народ,
я двигаюсь, и, кажется отрадно,
что, как Улисс, гоню себя вперед,
но двигаюсь по-прежнему обратно.
Так человека встречного лови
и все тверди в искусственном порыве:
от нынешней до будущей любви
живи добрей, страдай неприхотливей.

И. Бродский

Капля словно сомневалась, упасть ли ей из пластиковой трубочки вниз, или вернуться назад в трубку. Эта нерешительность вызывала у Малахова раздражение и подсознательное напряжение. Вадиму казалось: еще секунда — и сведет мышцы на ступне от такого ожидания. А эта зараза все не решится выползти наружу.
«И вообще, — подумал Малахов, — что это за капля? Что за трубки?»

И жизнь уходит в переулки,
как обедневшая семья,
дворов открытые шкатулки
хранят следы небытия.
Войди в подъезд неосвещенный
и вытри слезы и опять
смотри, смотри, как возмущенный
Борей все гонит воды вспять.

И. Бродский

Офис частного детективного агентства «Зеленая проталина» находился в пяти минутах ходьбы от дома, где поселили Малахова. Это было очень удобно, и, кроме того, Вадим себе смутно представлял, что смог бы ездить на работу через весь город. Тут начальство, видимо, проявило заботу. Впрочем, офисом назвать маленькую комнатку в подвале старого, сталинских времен дома было трудно. В помещении, все убранство которого состояло из трех старых письменных столов, железных конторских шкафов, древнего компьютера и неистребимого запаха сургуча, нового сотрудника встретил немолодой мужчина, представившийся Сизовым, и без всяких разговоров ввел Малахова в курс дела. Впрочем, для Сизова Вадим был, естественно, Селезневым. У Вадима даже промелькнула мысль, что в Центре фальшивые фамилии назначают по словарю.

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной

В тревогах шумной суеты,

Звучал мне долго голос нежный

И снились милые черты.

А. С. Пушкин

Вадим вошел в свою квартиру и сразу заметил на полу пакет. Это Сизов передал еще с десяток более детальных фото, подсунул под дверь. Изучение фотографий заняло у Вадима около часа. И вправду, удалось найти одно фото, где на шее трупа были отчетливо видны две небольшие ранки, словно кто-то проткнул артерию жертвы чем-то острым. Впрочем, перерезанные вены на запястьях не оставляли никакой почвы для сомнений относительно причины смерти. Кроме того, на одном фото удалось обнаружить и следы от веревки на локтях. В общем, картина складывалась простая. Девушку связали, стали тыкать чем-то в сонную артерию, потом просто перерезали вены. Когда жертва умерла, следы крови тщательно вымыли, замаскировали порезы на запястьях и подбросили труп на заброшенную стройку. В общем — достаточно бредовый случай. Скорее всего какие-то ритуальные разборки в подростковых неформальных группировках.

Жевріє світання,

І пам’ять останню

Ховають прадавні дуби.

На свіжій могилі

Над каменем стиглим

Вампір молодий сидить.

І ніч догоряє,

Співає

Скликає

У зграю

Тяжких думок…

Тому що немає —

На світі немає

Нікого, лиш він та Бог…

Т. Г. Шевченко

Модная дискотека «Корчи» располагалась в ангаре закрытого за ненадобностью воєнного завода. Это было мрачное сооружение с круглой крышей. Никто и не подумал придать сооружению чуть более веселый вид, чем это предусматривала архитектура военных заводов. Убогость фасада компенсировалась кучей мигающих лампочек и лазерных эффектов внутри помещения, которые светлой пеленой вырывались на улицу, когда открывалась входная дверь. Надо сказать, что звукоизоляция была отличная, и наружу не доносилось ни единого звука, только слегка подрагивал воздух от мощных басов акустической аппаратуры.

Вера была, — значит, быть и надежде,

А зло губит зло, убивая, как прежде,

Кто правильно внял — забывает о горе,

Князья меж собою давно уже в ссоре.

Бывает, что люди — пустые созданья,

Но начался штурм на границе сознанья,

Кто-то Посланье прочтет и завоет,

Другой же, в Пророчестве — Чудо откроет.

Мишель Нострадамус о 2012 годе

— Николай Петрович? — Малахов уже начал терять надежду, что на его звонок ответят. — Здравствуйте, это Вадим!

— Да как ты?.. — От возмущения у генерала перехватило дыхание.

Смущаюсь и робею пред листом

бумаги чистой.

Так стоит паломник

у входа в храм.

Пред девичьим лицом

так опытный потупится поклонник.

Как будто школьник, новую тетрадь

я озираю алчно и любовно,

чтобы потом пером ее терзать,

марая ради замысла любого.

Чистописанья сладостный урок

недолог. Перевернута страница.

Бумаге белой нанесен урон,

бесчинствует мой почерк и срамится.

Так в глубь тетради, словно в глубь лесов,

я безрассудно и навечно кану,

одна среди сияющих листов

неся свою ликующую кару.

Белла Ахмадулина

— Вадим, здравствуй. — Голос Лазненко в телефонной трубке был сух. — Мы не смогли идентифицировать никого из тех, кто упоминается в твоих документах. Поэтому решили перевести тебя в другой город.

Malbrough s’en va-t-en guerre

Mironton, mironton, mirontaine

Malbrough s’en va-t-en guerre,

Ne sais quand reviendra.

Ne sais quand reviendra.

Ne sais quand reviendra.

Il reviendra-z-à Pâques,

Mironton, mironton mirontaine,

Il reviendra-z-à Pâques,

Ou à la Trinité

Ou à la Trinité

Ou à la Trinité

La Trinité se passe,

Mironton, mironton, mirontaine,

La Trinité se passe,

Malbrough ne revient pas

«Мальбрук в поход собрался». Французская народная песня, 1709 год

Утром Шип застал Вадима за работой. Малахов нагревал на электроплитке, невесть откуда взявшейся в гараже, столовую ложку. В ложке тускло блестел расплавленный свинец. Рядом стоял импровизированный кокиль, сделанный из гильзы двенадцатого калибра.

Свободной Мысли вечная Душа, —

Всего светлее ты в тюрьме, Свобода!

Там лучшие сердца всего народа

Тебя хранят, одной тобой дыша.

Когда в цепях, во тьме сырого свода,

Твоих сынов томят за годом год, —

В их муке зреет для врагов невзгода,

Слава их во всех ветрах поет.

Шильон! Твоя тюрьма старинной кладки —

Храм; пол — алтарь: по нем и там и тут

Он, Бонивар, годами шаг свой шаткий

Влачил, и в камне те следы живут.

Да не сотрут их — эти отпечатки!

Они из рабства к богу вопиют!

Лорд Байрон. «Сонет к Шильону»

Полусонному Малахову показалось, что на втором этаже пьет лошадь. Этот квакающий с прихлебом звук и разбудил его. Вадим подхватился и пошел в дом, в спальню Шипа, где он вчера уложил на диван невменяемого сталкера.

Мы сегодня взяли в плен

Сто четырнадцать гиен,

Захватили десять дотов,

Восемнадцать самолетов,

Сто один мотоциклет,

Сто один велосипед.

Нам досталися трофеи:

Сто четыре батареи,

Триста ящиков гранат,

Полевой аэростат

И сто двадцать миллионов

Нерасстрелянных патронов.

Корней Чуковский. «Одолеем Бармалея»

— Ну что, допрыгались? Говорил — нельзя к бандитам ходить, ничем хорошим это не кончится! — немедленно заговорил Шип трагическим шепотом. — Что теперь делать будем? Отсюда не убежать. А убежать — достанут потом где угодно!

Броня крепка, и танки наши быстры

И наши люди мужества полны

В строю стоят советские танкисты —

Своей великой Родины сыны.

Гремя огнем, сверкая блеском стали

Пойдут машины в яростный поход,

Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин

И Ворошилов в бой нас поведет!

Заводов труд и труд колхозных пашен

Мы защитим, страну свою храня,

Ударной силой орудийных башен

И быстротой и натиском огня.

Пусть помнит враг, укрывшийся в засаде,

Мы начеку, мы за врагом следим.

Чужой земли мы не хотим ни пяди,

Но и своей вершка не отдадим.

А если к нам полезет враг матерый,

Он будет бит повсюду и везде!

На полный газ работают моторы

И по лесам, оврагам и воде.

Марш танкистов. 1939 г.

Музыка: Дм. и Дан. Покрасс

Слова: Б. Ласкин

Отдых напрасен. Дорога крута.

Вечер прекрасен. Стучу в ворота.

Дольнему стуку чужда и строга,

Ты рассыпаешь кругом жемчуга.

Терем высок, и заря замерла.

Красная тайна у входа легла.

Кто поджигал на заре терема,

Что воздвигала Царевна Сама?

Каждый конек на узорной резьбе

Красное пламя бросает к тебе.

Купол стремится в лазурную высь.

Синие окна румянцем зажглись.

Все колокольные звоны гудят.

Залит весной беззакатный наряд.

Ты ли меня на закатах ждала?

Терем зажгла? Ворота отперла?

28 декабря 1903

Александр Блок. «Стихи о прекрасной даме»

Плоти — плоть, духу — дух,

Плоти — хлеб, духу — весть,

Плоти — червь, духу — вздох,

Семь венцов, семь небес.

Плачь же, плоть! — Завтра прах!

Дух, не плачь! — Славься, дух!

Нынче — раб, завтра — царь

Всем семи — небесам.

9 мая 1918

Марина Цветаева

…Обідрана, сиротою

Понад Дніпром плаче;

Тяжко-важко сиротині,

А ніхто не бачить…

Тілько ворог, що сміється..

Смійся, лютий враже!

Та не дуже, бо все гине, —

Слава не поляже;

Не поляже, а розкаже,

Що діялось в світі,

Чия правда, чия кривда

І чиї ми діти…

Т. Г. Шевченко

Она была исполнена печали,

И между тем, как шумны и резвы

Три отрока вокруг нее играли,

Ее уста задумчиво шептали:

«Несчастные! зачем родились вы?

Пойдете вы дорогою прямою,

И вам судьбы своей не избежать!»

Не омрачай веселья их тоскою,

Не плачь над ними, мученица-мать!

Но говори им с молодости ранней:

Есть времена, есть целые века,

В которые нет ничего желанней,

Прекраснее — тернового венка…

Н. А. Некрасов

Переживи ночь, пересиди день,

Перебеги свет, перебори тень,

Перекричи тишь, перемолчи звук,

До перехода в нет двери входной стук.

Не ошибись вдруг, многое не поняв,

Время крошит мозг, все под себя подмяв,

Крутится возле нас, трогает за спиной,

Кажется, не идет — просто ползет волной.

Странные хозяева с ночи вползают в дом.

С вечера это плоть, утром уже фантом.

Кто-то кричит вот — новое в нашу жизнь.

Кто-то в своем уме молча прогонит мысль.

Кажется, все не то, кажется, все прошло.

Только совсем не так — это не тем смешно.

Смехом не перебить, словом не проломить.

Рядом уже ничто — медведица хочет пить.

Только не слушай их, не принимай всерьез.

Это просто вода, а не мокро от слез.

Не перестанет быть, не перейдет в нет

Сотканный из ничто, не на росе след.

Сергей Слюсаренко. «Крик»

Что-то случилось, нас все покидают.

Старые дружбы, как листья, опали.

…Что-то тарелки давно не летают.

Снежные люди куда-то пропали.

А ведь летали над нами, летали.

А ведь кружили по снегу, кружили.

Добрые феи над нами витали.

Добрые ангелы с нами дружили.

Добрые ангелы, что ж вас не видно?

Добрые феи, мне вас не хватает!

Все-таки это ужасно обидно —

Знать, что никто над тобой не летает.

Ю. Левитанский

 1999 год. Свердловская область