ЗАКОУЛКИ ПРОСТРАНСТВА – Глава 7
— Вроде вольера, понимаешь? — выкрикнул я, отвечая на вопрос Пригоршни. — Держали тут всякое зверье мутантное…
Миновав ряд деревьев и пологую горку, сплошь покрытую следами ног и лап, мы выбежали к пролому в углу зала, дыре, сквозь которую мог бы проехать танк. Возле нее росло дерево — должно быть, как и некоторые твари из автоклавов, результат трансгенных экспериментов: дуб, но с окраской березы, отчего белый, покрытый темными пятнами и полосками ствол «русской красавицы» казался уродливым. На нем висело тело в полуистлевшем докторском халате, из живота торчал изогнутый сук с отесанным концом, пробившим спину и живот человека.
За дырой стояла машина вроде той, что управляла автоклавами. Зал с потолком-куполом позади нас уже полнился звуками: множество существ двигались по нему.
Злой с автоматом в руках первый ввалился в следующую комнату. Топот ног доносился до нас спереди: военные были недалеко. Стук пулемета смолк, то ли они пристрелили зверя, то ли у пса закончились патроны. Сталкер перескочил через тело на полу и нырнул в дверь на другом конце помещения, остальные, кроме нас с Ильей Львовичем, последовали за ним. Мы ненадолго приостановились, изумленно разглядывая мертвеца. Это был бюрер с большими наушниками на голове, провод от них тянулся к машине под стеной. В отличие от той, в помещении с автоклавами, эта не работала, все лампочки и датчики были мертвы. На морде карлика застыла гримаса, которую я с некоторым сомнением идентифицировал как блаженство. Никогда не думал, что бюреры способны испытывать подобное… Он лежал на спине, будто подросток-меломан, слушающий музыку. До середины тела — бюрер как бюрер, а вот с нижней половиной произошло нечто странное. Будто она состояла из воска, который под воздействием тепла потек, пузырясь, частично смешался с веществом пола, частично растекся, после чего застыл. Кости, кожа, сухожилия — все это слилось в единую грязно-серую массу.
— Господи, что же за музыку он услышал? — прошептал Илья Львович.
В зале-вольере, рядом с проломом, раздалось громкое хрипение. Я схватил старика за локоть и поволок дальше, в широкий коридор, откуда доносились голоса наших спутников.
Коридор полого изгибался. Мы догнали остальных, когда они проходили мимо груды камней — здесь горная порода продавила стену. Камни наполовину засыпали безногого бюрера, торс которого был закреплен на узкой платформе с гусеницами.
— Что здесь? — спросил я Никиту. Он, Шрам и Злой шли под самой стеной, глядя в глубину коридора.
— Какой-то звук непонятный, — тихо сказал напарник. — Вон дверь, они туда нырнули. Их мало совсем осталось…
Злой покосился на нас.
— Все равно осторожно, там Лесник еще. Я покачал головой.
— Нет, Лесника нету.
— Есть, говорю. Куда ж он делся?
Я промолчал, и тогда Пригоршня сказал:
— Злой, партнер мой Лесника завалил.
— Ну? — не поверил сталкер, бочком приближаясь к раскрытой двери. — Он же на вертолете был. Сел, что ли, а ты тогда… Э, дурак, а почему вертолет не взял? На нем можно было бы вояк догнать, когда они еще только к озеру ехали…
— Злой, он его вместе с вертолетом завалил.
— Чего?
— Обоих, ага.
— Как это? Что ты мне заливаешь, малый…
— Тихо вы! — шикнул я. — Злой, Лесника нет уже, короче. Что это там…
В раскрытой двери на боку лежал издохший пес-пулеметчик с развороченным брюхом. Никита слегка попятился, пригнулся и бросился вперед, перескочив через зверя.
— Стой, Блейк, иуда!!! — заорал он через мгновение, грохоча каблуками.
Я заглянул, потом шагнул в зал, сложенный из крупных бетонных блоков. В дальнем конце над полом виднелось круглое отверстие, начало туннеля с неровными каменными стенами. В темноту полого, но дальше все круче вниз уходили узкие рельсы. Начинались они посреди зала, и возле стопорного башмака на них лежала перевернутая вагонетка, из которой высыпались коробки и рюкзак. Рядом вытянулось человеческое тело.
Все это промелькнуло перед глазами, и взгляд обратился к большой железной двери, к которой бежал Никита. Из середины ее торчал круглый ржавый штурвал. Дверь закрылась с надсадным скрипом, что-то приглушенно лязгнуло, штурвал начал вращаться.
Бросив автомат, напарник сделал гигантский прыжок, навалился на штурвал, расставив ноги, словно былинный богатырь, с корнем вырывающий из земли вековой дуб, нажал… Но за мгновение до этого из-за двери донесся приглушенный щелчок фиксатора. Пригоршня закряхтел, на спине под рубахой напряглись мышцы. Я уже был рядом с ним, но помогать не стал: и так все ясно. Штурвал провернулся немного в обратном направлении, потом холостой ход закончился, и он застыл.
— Опоздал! — Пригоршня попятился, взял лежащий на полу «вал».
Шрам осторожно всунул в помещение голову, потом вошел, перешагнув через пса. Позади него в проеме возник Илья Львович.
— Они все туда вбежали? — спросил я, быстрым шагом направляясь в сторону вагонетки.
— Да, пацан последним.
— Рожки для «узи» у тебя в рюкзаке остались? Достань мне.
Проходя мимо вагонетки, я скользнул взглядом по телу. На человеке были большие очки в черной оправе. Коротко стриженные волнистые волосы каштанового цвета, бородка и усики, а одет в комбинезон с кругом светлой ткани на груди, где было вышито нечто вроде перевернутой буквы «У». Лежащий рядом крысиный волк прокусил ему шею, но и сам погиб: незнакомец раздробил ему башку ломиком, валявшимся тут же. Ломик этот мне сразу понравился — тонкий, загнутый на конце, раздвоенный, как язык змеи, чтобы можно было вырывать гвозди и разгибать прутья.
На ходу подхватив его, я поспешил дальше. Сзади раздался выстрел, и сразу — сиплый вскрик. Я обернулся, машинально вскидывая лом. В дверной проем ввалился Злой, на спине его висел человеческий торс без ног, тощими руками сжимая шею сталкера.
— Снимите его! — завопил Злой, крутясь на одном месте. Шрам с Никитой бросились к нему, подняв оружие, но не решаясь стрелять. Автомат Злого полетел на пол, сталкер задрал руки, пытаясь ухватить существо, скользя пальцами по лысому черепу.
— В сторону! — заорал я. Напарник отпрыгнул. Промчавшись между Ильей Львовичем и Шрамом, я обрушил раздвоенный конец ломика на хребет получеловека.
Классная штука! Удобный, в меру тяжелый, как раз нужной длины… Ломик раздробил позвонки, будто пластик, на пару сантиметров войдя в тело. Свисающий конец позвоночника изогнулся, руки напоследок сжали шею Злого — и монстр свалился на пол.
— Он за крысу держался, — прохрипел сталкер, массируя шею и подхватывая автомат. — Я ее пристрелил, а он на меня перескочил… Там другие бегут!
Из коридора доносилось множество звуков: топот ног и лап, шипение, какое-то уханье, стук когтей по полу. Я выглянул и сразу отпрянул. Никита сунул мне в руки два авто-. матных рожка.
— Это последние.
— В туннель! — крикнул я. — В тот, где рельсы!
— Вояк потеряем! — возмутился Злой, и Пригоршня, толкая Илью Львовича, заорал в ответ:
— Та дверь закрыта! Не открыть вообще никак!
— Пусть Химик артефактом ее!
— Долго слишком, — это уже произнес я, перепрыгивая через мертвое тело возле вагонетки. Никита со Шрамом метнулись за мной, так что Злому ничего не оставалось, как последовать их Примеру. Шум в коридоре стал громче, и монстры из автоклавов начали один за другим вваливаться в зал.
* * *
Туннель стал горизонтальным, а после раздвоился. Рельсы шли по более узкому прямому рукаву; тот, что повернул влево, был куда извилистее и шире. На пару секунд мы с Никитой замерли у развилки, вглядываясь, потом, не сговариваясь, свернули в широкий туннель, освещая путь фонарем.
Эхо донесло шум сзади, и бегущий последним Злой заозирался.
— Посветите!
Шрам, не останавливаясь, положил фонарь на плечо, направив луч себе за спину.
— Пока не видно их, — сказал Злой, несколько раз оглянувшись. — Убери, слепит. Мы, выходит, за вояками гонимся, а твари эти — за нами. Шрам, теперь ты последним давай, прикрывай нас.
Опередив сталкера и Пригоршню, он пошел рядом со мной. Мы двигались быстро, но не бежали, слишком все устали, а Илья Львович вообще еле передвигал ноги. Туннель повернул в одну сторону, потом в другую. Эхо изменилось: впереди, за очередным поворотом, было открытое пространство. Что-то блеснуло прямо передо мной. Тонкое, протянувшееся от стены к стене в полуметре над полом…
— Осторожно! — выкрикнул я, и Злой, тоже заметивший лесу, отшатнулся, ухватив за плечо идущего слева Илью Львовича. Но не успел — нога старика зацепила лесу. Мгновение та натягивалась, а потом раздался взрыв.
Под стеной один на другом лежало несколько валунов, за ними и притаилась граната. Я упал, камни просвистели выше, застучали… Старик вскрикнул.
Я вскочил, следом поднялся Никита, потом остальные. Илья Львович лежал на правом боку. Камни и осколки гранаты превратили тело от поясницы до плеча в кусок подрагивающего кровавого мяса, с которого свешивались изорванные и расплющенные остатки руки.
Я бросил ломик, рванул пряжку ремешка на плече, крикнув Никите:
— Палку какую-нибудь притащи, быстро!
Он огляделся и бросился по туннелю обратно, на ходу вытаскивая нож. Илья Львович пытался перевернуться на спину, целая его рука дергалась, растопыренные пальцы ловили воздух.
— Держите его! — приказал я, кладя контейнер на пол. — На боку, чтоб раной кверху!
Боль придала старику силы — сталкеры едва смогли удержать его. Илья Львович разбил Шраму губу, а Злого так схватил за кисть, что тот скривился и, вырвав ее из скрюченных пальцев, громко выругался.
Из глубины туннеля донесся топот ног. Я сдвинул крышку одной из ячеек, обмотал тряпкой пальцы, и когда в поле зрения возник Никита, сунул руку в контейнер.
Внутри был артефакт под названием мороженое. Белая масса запузырилась, я швырнул ее в углубление, где раньше лежала граната. Подскочивший Никита передал длинную толстую щепу, которую отколол от шпалы.
— А почему ты лом свой не… — начал он.
— Металлом нельзя в мороженое тыкать.
Оно уже кипело, набухая шапкой пузырящейся пены. От стены потянуло холодом. Илья Львович выл, отбиваясь, сталкеры с трудом удерживали его.
— Кто ж это ловушку устроил? — спросил напарник, тяжело дыша. — Вояки ведь другим путем побежали…
— Может, старая она. — Я сунул конец щепы в мороженое и помешал. — И откуда ты знаешь, вдруг она для тех, кто с другой стороны мог по этому туннелю прийти?
Холод стал сильнее, кожу на запястье жгло. Ярко-белая светящаяся масса опала, поверхность начала кристаллизоваться — вскоре хрустящая корочка наста затянет «включившийся» артефакт.
— С другой? Так к чему ж мы приближаемся, Химик?
— Сейчас увидим. Эти, которые за нами бегут, отстали? Никита, подняв автомат, обернулся.
— Когда палку с доски срезал, слышал шум. Быстрее давай, они вот-вот будут.
Все это нам приходилось выкрикивать, потому что Илья Львович непрерывно вопил от боли. Я наклонил щепу, несколько раз провернул ее, поднял — будто сладкая вата на палочке, на ней повис длинный пенящийся кокон мороженого, за которым от основной массы протянулись тонкие хрустящие нити. Они лопнули, я крикнул: «Держите крепче!» — и ткнул щепой в рану.
Старик завизжал. Я стал намазывать мороженое на его тело; когда субстанция почти закончилась, накрутил на щепу еще, потом в третий раз — и наконец мороженое в углублении стало затвердевать. К тому времени левый бок раненого покрывал сплошной искрящийся слой. Он натягивался, изгибаясь, когда Илья Львович дергался, но не лопался и не ломался, хотя его испещряли мелкие трещинки. Из мутно-прозрачного вещество стало белым, как снег, полностью скрыв рану.
Температура в туннеле опустилась минимум на градус. Старик перестал корчиться и теперь лишь моргал полными слез глазами. Я ни разу не испытывал мороженое на себе, хотя Долдон рассказывал, что кажется, будто тебя сунули в холодильник, а еще сильно хочется спать — но заснуть не можешь и пребываешь в странном состоянии полусна, когда вроде и осознаешь, что происходит, но отстраненно и почему-то с легкой насмешкой, вернее, иронией. Все тревоги отступают, эмоции сглаживаются, мир кажется большим, холодным, белым, как пещера Снежной королевы. И боль, говорил Долдон, проходит полностью, то есть ты даже не можешь понять, как вообще способен был ее ощущать, потому что чудится, что тело отлито из гибкого льда, а какая у льда боль?
Старик сел, я бросил щепу под стеной.
— Львович, как вы? — спросил Никита, целясь в глубь коридора.
Злой, скорее всего уже видевший действие этого артефакта, наконец отпустил раненого и толкнул Шрама в плечо. Мы выпрямились над стариком. Он сидел неподвижно, глядя на нас.
— Ему все равно конец, — негромко произнес Злой. — Но хоть не больно будет. Под стенкой его посадите и дальше идем.
— Что, здесь оставим? — возмутился Никита. — На растерзание этим… Вон, я слышу, они близко уже! Нет, с собой надо…
— Малец, не пори чушь! — перебил сталкер. — На хрена его за собой тащить? С такой раной не живут, ты что, вчера родился, сам не знаешь? Химик правильно сделал, помог деду без мук последние минуты прожить, но…
Напарник оглянулся на меня, и я хмуро кивнул.
— Мороженое не заживляет, у него другое действие. Да такую рану и не заживить ничем.
Илья Львович все слышал и понимал, но наши слова не волновали его, не вызывали никаких чувств, будто речь шла о другом, едва знакомом ему человеке, судьба которого старика не заботила.
— Все, идем! — повторил Злой. — Пусть отдыхает, пока не…
Из-за поворота показался крысиный волк — здоровенный зверь на мощных лапах. Шрам и Никита одновременно открыли огонь, а я принялся перезаряжать «узи». Вскоре голова волка стала напоминать дыню, по которой несколько раз стукнули молотком. Пробежав еще немного, он упал под ноги сталкеров.
— Этот вперед вырвался, — сказал я, поднимая с пола ломик. — Но сейчас другие появятся.
Ухватив Илью Львовича под мышку здоровой руки, Пригоршня легко поднял его и повел по туннелю вперед.
— Дебил! — Злой устремился за ним. — Всех нас подставить хочешь? А ну брось, я сказал! Он и так уже все равно что покойник!
Он почти догнал Никиту, и я рванул следом, чтобы оттащить Злого от напарника: тот мог поступать как ему заблагорассудится, и если он хотел тянуть раненого дальше, то имел на это полное право. Шрам побежал за нами, и тут впереди раздался звук, будто там кто-то очень громко и очень смачно харкнул. Пригоршня, как раз достигший поворота, рухнул на пол, швырнув старика под стену, сдернул автомат с плеча и пустил в глубину коридора длинную очередь. Злой, Шрам и я тоже упали.
Я пополз вперед. Из-за поворота прилетела зеленая, испускающая изумрудный свет струя. Она пронеслась над Пригоршней и попала в изгиб стены, оставив на камне длинный пузырящийся развод.
Напарник, прекратив стрелять, подался назад. Увидев, что он снимает с ремня предпоследнюю гранату, я быстро добрался до него, миновав Злого со Шрамом, крикнул:
— Погоди! Что там?
Никита оглянулся — на лице его было изумление. Я улегся рядом и наконец выглянул из-за поворота.
* * *
Отсюда я едва видел противоположную стену огромного помещения, где темнел ряд круглых отверстий. Под ними, слегка наискось, протянулась каменная полка — часть дороги-серпантина, которая шла по внутренней поверхности исполинского цилиндра. Видимо, туннель, в котором мы находились, выводил на такую же полку, другую часть этой же дороги. Напротив выхода вдоль внешнего края полки висела цепь, прикрученная к двум вбитым в камень клиньям. На ней позвякивало большое железное кольцо, способное скользить по всей длине, от одного клина до другого. От кольца шла вторая цепь, прикрепленная к ошейнику слепого пса.
Он был раза в три крупнее обычных собак-мутантов и, наверное, мог бы заглотнуть человека, как удав кролика, — целиком. Из-за непривычно длинной шеи и головы зверь напоминал ящера. На морде виднелись два светлых круга размером с чайные чашки, и в середине их темнели щелки, будто прорезающиеся, как у щенка, глазки. Я так и не понял — видит он ими хоть что-то или ориентируется исключительно «ментальным нюхом», как его собратья с поверхности.
Пес открыл пасть, вывалив тонкий язык, припал брюхом к камням и зашипел.
— Чего ты на него пялишься? Пристрели! — прошептал я, крутя головой, не зная, куда смотреть — вперед, на монстра, или назад, где из-за поворота вот-вот могли высыпать другие твари.
— Пуль десять всадил! У него там хитин какой-то, что ли?
Я пригляделся: там действительно был хитин, мелкие овальные пластинки по всему телу.
— А в морду?
— В морду тоже попал! Застревают…
— Если он на цепи, значит, тут еще кто-то есть, — произнес сзади Злой, и в этот момент напарник без предупреждения кинул гранату.
Пригоршня швырнул ее так, чтобы она не улетела в пропасть за дорогой, но и не упала слишком близко к нам. И, наверное, сняв чеку, он подождал немного, потому что граната взорвалась, едва коснувшись камней.
Ящеропес каким-то образом понял, что происходит, отпрыгнул, но недалеко; взрыв отбросил его назад. Перекувырнувшись через голову, зверь пролетел над цепью. Передние лапы ударились о край каменной дороги, которая со скрипом просела. Мгновение мне казалось, что сейчас монстр сверзится вниз и повиснет на цепи, но он, скребя по камням когтями и судорожно вытянув шею, сумел выбраться. — Грохот падающих камней стих. Зверь вдруг издал сосущий звук, какой слышен из раковины, куда стекают остатки воды.
— Пригнись! — заорал напарник.
Ящеропес харкнул — полоса зеленой светящейся слюны протянулась от его пасти, будто копье, оторвалась, прочертила воздух в считаных сантиметрах над нашими головами и влипла в стену на повороте коридора.
Сзади раздался негромкий смех. Мы оглянулись: Злой со Шрамом лежали ничком, а сидящий рядом под стеной Илья Львович вдруг завозился, неловко пытаясь подняться на ноги. Я крикнул:
— Львович, назад! Сядьте! Но он не слушал. Напарник дернул рукой.
— Не надо… — начал я, разворачиваясь к нему, но Пригоршня уже бросил вторую гранату.
На этот раз он швырнул ее сразу, как только сорвал чеку. Граната упала, покатилась, подпрыгивая… прямо в пасть ящеропса, который вытянул голову навстречу.
Она вкатилась в приоткрытую пасть. Между мной и Никитой возникли ноги: Илья Львович прошагал вперед. Он согнул здоровую руку, вставил большой палец себе подмышку и принялся быстро двигать локтем вверх-вниз, напоминая цыпленка с одним крылышком.
— Львович! — заорал я.
Ящеропес дернул головой, и граната выскочила из пасти, слетев, будто с крутой горки, покатилась к нам.
Не останавливаясь, старик нагнулся, подхватил ее и протянул псу. «Ути-ути-ути», — услышал я дребезжащий слабый голос.
Зверь харкнул, струя ударила старика в грудь. Илья Львович качнулся, вытянув руку с гранатой. Из верхней половины тела полилось изумрудное свечение, а потом оттуда донеслись приглушенные хлопки, будто на его коже один за другим начали лопаться пузыри. Лязгнув цепью, зверь встал на задние лапы. В последний миг Илья Львович, будто испугавшись, что у него отберут гранату, прижал ее к животу. Ящеропес, изогнув шею запятой и разинув пасть, упал на старика сверху и словно надел на него свою голову.
А потом граната взорвалась.
Звук был гораздо слабее, чем в прошлый раз. Морда чудовища находилась в метре над полом, когда из обращенной вниз пасти, скрыв торчащие оттуда ноги старика, вырвался фонтан огня и крови. Он ударил в пол, будто реактивная струя взлетающей ракеты; башка монстра распухла, из глазных щелей, ушей, ноздрей, из-под овальных хитиновых пластинок выплеснулись струйки огня.
Участок перед туннелем просел с тяжелым, мучительным скрипом. Еще мгновение мы видели разламывающуюся, расползающуюся на куски голову зверя, после чего дорога провалилась.