Глава 2-2
Андрей Левицкий — Сердце зоны
Увидев мотоциклистов впереди, Макс прищурился. Он не сразу понял, кто это, разглядел только, что мотоциклов два, а людей на них трое, что люди эти вооружены и машины несутся навстречу с приличной скоростью.
А еще почувствовал, что незнакомцами владеет ярость.
Сознания людей слишком сложны, чтобы управлять ими, слишком запутанны – даже у глупцов. Болотник и не пытался заглянуть в них, разобраться в хитросплетениях чужих мыслей – зато он увидел, как напряглись кабаны.
Человек в коляске открыл огонь из пулемета, и Макс покрепче ухватился за веревку, припал к спине вожака, сжав коленями мощные бока. Огромный кабан скакал впереди всех, но стая не сильно от него отстала, и при этом рассредоточилась, заняв почти всю дорогу. Сбоку завизжала самка, упал детеныш, потом кубарем покатился по асфальту молодой самец… Через мгновение Макс ощутил себя словно на поле боя, потому что сознания всех кабанов, даже детенышей, взорвались яростью, агрессией, жаждой убийства. Разум вожака вспыхнул, тлеющий уголек превратился в крошечную сверхновую звезду.
А пулемет все стрелял, человек в коляске приподнялся, сжимая его обеими руками, что-то вопя… И тогда Болотник сделал то, чего не делал никогда раньше, такое, чего сам от себя не ожидал: он ухватился сразу за множество нитей, выпростав из себя во все стороны с десяток серых нематериальных рук.
Через миг руки втянулись обратно, и у Болотника оказалась связка нитей – каждая вела к сознанию одного кабана. Мотоциклы были совсем близко, Макс узнал напавших на него – братья Черви. Охотник, удерживая рулевую вилку одной рукой, выстрелил из обреза. В загривок вожака вонзилось что-то бурое. Макс дернул.
Боль и неистовое, исступленное бешенство затопили сознания кабанов – звери рванулись к мотоциклам, грохоча копытами по асфальту, низко наклонив головы.
Все, кроме вожака. Разглядев пластиковую ампулу, вонзившуюся в шкуру, Макс выдернул ее, но половина наполняющей емкость густой бурой жидкости успела перекочевать в тело кабана.
Сознание зверя начало меняться. Оно будто потекло, напитываясь мутным травянистым светом, в нем заклубилось что-то необычное. Натянутые нити рефлексов, воспоминаний и примитивных обрывочных мыслей, из которых состоял «уголек», слиплись, подрагивая, расплываясь… Болотник потерял возможность управлять им.
Пулемет смолк; Батя, упав обратно в коляску, предостерегающе заорал. Оса свесился вбок, мотоцикл вильнул, пара кабанов с ревом проскочила мимо, а вот Охотник избежать столкновения не успел, и в его машину врезалась крупная самка.
Дальнейшего Макс не видел: его зверь промчался между машин, фыркая, набирая ход. Сзади донесся скрежет металла по асфальту, крик, вновь загрохотал пулемет… Сталкер припал к могучей покатой спине, выпустив веревку и вцепившись в длинную шерсть: зверь несся слишком быстро, упасть сейчас на асфальт означало здорово покалечиться.
Он вновь попытался вернуть контроль над вожаком. Сознание того уже превратилось в болото, в слякотное липкое месиво, и когда Макс попробовал выделить знакомые нити из хаоса рефлексов и странных видений, заполнивших разум зверя, то чуть не увяз в нем. За нематериальной рукой Болотника потянулись дрожащие волокна, которые не желали отпускать сознание человека, наоборот, волокли за собой. На мгновение Максу приоткрылось багровое пространство, полное мечущихся теней, чего-то очень необычного и пугающего, – мирок звериных галлюцинаций, возникших под влиянием наркотика. Ощутив, что еще немного, и его самого накроет волна наркотического бреда, да к тому же появившегося в чужом, животном сознании, а значит, совсем уж дикого, невероятного, из которого невозможно будет выбраться, – Болотник отпрянул, резко оборвав ментальную связь.
Обхватив секача за толстую шею, он оглянулся. Далеко позади на краю шоссе среди мертвых, растерзанных пулеметной очередью тел лежал перевернутый мотоцикл. Охотника видно не было, должно быть, улетел на склон; вторая машина, сумевшая развернуться, преследовала Макса, следом неслись трое оставшихся в живых кабанов, чьи разумы все еще напоминали бушующее пламя. В коляске старший Червь вновь приподнялся, перезарядив пулемет.
А потом вожак резко свернул.
За мгновение до этого в его мозгу будто вспух нарыв. Сознание даже такого примитивного существа, как дикий кабан, являлось сложной системой, динамичным механизмом условных и безусловных рефлексов, воспоминаний, навыков. Макс видел, что наркотик разрушает эту конструкцию, будто кислота, пролившаяся на паутину из пластиковых нитей, растапливает, проедает ее. И теперь разум кабана взорвался густым бурым фонтаном. Во все стороны устремились бушующие образы, перемешанные с воспоминаниями… Сознание растеклось пузырящимся гноем. Толстые ноги подкосились, зверь споткнулся, чуть не сбросив человека, рванулся в сторону, ревя от ужаса, – и сиганул с края насыпи.
Склон в этом месте был отвесным. На мгновение перед Максом открылось поле с синей квадратной проплешиной, над который вился дымок, дальше – крыши будок, за ними роща и луг до горизонта. А потом вожак с оглушительным грохотом рухнул на груду ящиков и металлолома, что преграждали путь в берлогу братьев Червей.
* * *
Заике-то, наверное, было все равно, а вот Емеля испытывал крайнее недовольство происходящим. «Курильщик – сволочь», – думал он, хмуро оглядываясь. Сталкер не любил военных, их форму, дисциплину, еще со времен армии терпеть не мог шагать строем. Нет, конечно, тут не военные, но Долг от них, прямо скажем, не сильно отличается. Тем более когда речь идет о Полковнике.
Солдафон – вот как про себя окрестил сталкер нового шефа. Тот вызывал смесь страха, почтения и ненависти. Почтение – потому что сам участвовал в боевых действиях, и видно было, что Солдафон не боится. Страх – потому что Емеля понимал: в случае чего новый шеф убьет его не моргнув глазом. И ненависть… ненависть сталкера этот человек заслужил вскоре.
На нескольких машинах атаковав лагерь Свободы и потом спешно его покинув, они остановились в паре километров от фермы. Полковник с кем-то связался по рации, а после приказал ждать подкрепления. Емеля, жуя шоколад из военного спецпайка, который ему выдали, перед тем как они покинули базу, отошел в сторону, разглядывая три машины, которые остались целы после сражения с вражеской группировкой. Вокруг суетились долговцы, кто-то менял пробитую пулей шину, другие пытались хоть как-то подравнять смятое ударом крыло. Пахло бензином: в третьей машине была прострелена запасная канистра, топливо из нее тонкой струйкой вытекало на траву. Доктор Другаль сидел в кузове огромного командирского джипа, засунув голову под брезент, накрывающий какое-то устройство. А Емеля раздумывал: сбежать или нет? Сейчас никому до него не было дела, стоит лишь попятиться немного – да и нырнуть в кусты. А потом, отойдя на полкилометра назад к Кордону, взбежать по склону, через шоссе на ту сторону насыпи – и на северо-восток, к Припяти. Никто его не найдет, даже если Солдафон погоню вышлет, в конце концов, Емеля не первый день по Зоне бродит. Хотя никакой погони и не будет, не до того им сейчас… Сталкер покосился на Полковника, который расхаживал между машин, отдавая приказы лающим голосом. Вон как глаза блестят! Хочет Химика с Пригоршней поймать… Ну его к Черному Сталкеру, этого Солдафона. Псих недоделанный. Точно надо линять…
И все же он оставался на месте. Потому что возле джипа стоял, бездумно глядя перед собой, Заика, а Емеля ощущал себя в некотором роде ответственным за друга. Тот в лесах да на болотах хорошо умеет, в дикой Зоне, а здесь… Пропадет, надо за ним присматривать.
«Так вместе и сбежим», – подумал Емеля. Ну точно, вот и решение проблемы. Тем более вдвоем по Зоне пробираться сподручней. Солдафон наверняка сообщит Курильщику, что они убежали, тот поиски начнет, значит, надо подальше перебираться, куда-нибудь за Янтарь – без Заики трудно будет. Да и вообще… не бросать же его здесь, с вояками этими.
И Емеля начал делать другу всякие знаки, подмигивать, шевелить бровями, намекая, чтобы тот к нему ближе подошел. Кивнул, покачал головой, шикнул, но Заика не услышал, конечно. Наконец сам пошел к нему, не спеша, чтобы не привлекать внимания, решив дернуть за рукав, потянуть к кустам, якобы они малую нужду справить отошли, по дороге быстро все шепотом растолковать – ну и дать деру.
Но не вышло. Голоса долговцев стали громче, в одной машине заработал двигатель, и лающий голос вдруг рявкнул в самое ухо:
– Рядовой! Имя, фамилия, быстро!
Сталкер развернулся и прямо перед собой увидел рожу Солдафона, его блестящие глаза, седые бакенбарды и крепкий костистый подбородок.
– Нет у меня фамилии, – зло процедил он.
– Что значит – нет?
– Утеряна. А зовут Емелей. И не…
– Это имя? Кличка? – пролаял Полковник.
– И не рядовой я, а свободный сталкер!
И сразу вокруг как-то тихо стало. И напряженно очень – у свободного сталкера Емели даже мурашки по спине побежали. Смолкли голоса долговцев, доктор Другаль замер, высунувшись из кузова.
Емеля повернул голову, оглядываясь, недоумевая, что происходит… Кулак Полковника врезался ему в живот. Сталкер, охнув, согнулся в три погибели. Маленькая, но твердая, как сталь, рука вцепилась в воротник, дернула, чуть не приподняла над землей – Полковник швырнул Емелю спиной на капот джипа, прижал и навалился сверху. Емеля, кое-как сумевший вдохнуть, уже собрался было ударить его коленом между ног, и сразу – правой в лицо, но перед глазами мелькнул широкий блестящий тесак, и он застыл, скосив глаза на кончик клинка, оказавшийся в десяти сантиметрах от лица: продолжая одной рукой держать сталкера за шиворот, Полковник другой занес над ним оружие.
– Свободные сталкеры! – будто грязное ругательство выплюнул Солдафон в лицо Емели. – Вы – исчадия Зоны! Вы – главная беда здесь, главный мой враг! Нет свободных сталкеров в моем отряде! Теперь ты – рядовой, солдат. Солдат, понял?! Кто ты?! Кто, отвечай!
Емеля видел, как расширились зрачки Полковника, видел, как мелко, едва заметно дрожит тесак, готовый впиться в лицо.
– Солдат, – хрипло прошептал он.
– Кто?!
– Рядовой солдат.
– И что ты должен делать, рядовой солдат?
– Я… выполнять приказы.
– Чьи приказы?
– Приказы командования.
– Так! – Нож резко опустился, и Емеля вскрикнул.
Металл ударился о металл, клинок высек искру из капота в сантиметре от уха, обжег кожу. Отпустив воротник, Полковник шагнул назад и громко произнес:
– По машинам. Вы двое – едете со мной. Другаль, вы тоже. Рядовой Емеля, водить умеешь?
– Умею, конечно, – буркнул тот.
– Что? – Полковник качнулся к нему.
– Так точно! – рявкнул Емеля.
– Сядешь за руль. Всё, едем.
Бывший свободный сталкер, а ныне – рядовой военизированной группировки Долг оглянулся. Увидел, что Заика, стоящий по другую сторону капота, держит в руках пистолет. И понял, что друг все это время наблюдал за происходящим, готовый выстрелить в Солдафона, как только нож начнет опускаться… хорошо, что не выстрелил, когда тот вмазал по капоту, понял, куда клинок движется.
Емеля благодарно кивнул ему, а Заика молча сунул пистолет за ремень и полез в кабину.
Они уселись туда вчетвером: Емеля за рулем, Полковник справа от него, сзади Другаль с Заикой. Солдафон вновь связался по рации со своим лагерем, и оттуда доложили, что подкрепление уже выдвинулось. На коленях Полковника лежало устройство, напоминающее увеличенный в несколько раз ПДА, да еще и с крышкой, как у ноутбука. Глядя на экран, Солдафон приказал:
– Рядовой, выруливай на шоссе. Едем на север без остановок.
Емеля тронул джип с места, за ним поехали другие машины. Через минуту они уже мчались по широкой асфальтированной дороге в глубину Зоны.
* * *
Болотник успел поджать ноги; оттолкнувшись от твердой спины, рухнул на башню из пустых металлических бочонков. Вожак врезался в груду ящиков, воя, будто обезумевший пес – Макс не подозревал, что кабаны способны издавать подобные звуки, – и завозился среди обломков, пытаясь подняться.
Толстая мягкая подкладка плаща смягчила падение, но башня опасно накренилась. Выпрямившись, балансируя на вершине, сталкер увидел жилище братьев Червей – тускло озаренную лампочками трубу, уходящую под насыпь, заваленную тюками, завешанную веревками с каким-то тряпьем, разделенную на отсеки низкими перегородками… затхлый, пропитанный плесневелой влагой лабиринт, в котором не смог бы обитать ни один нормальный человек.
А еще увидел двоих братьев, которые удивленно пялились на него из-за ближайшей перегородки.
С воем кабан выбрался из груды обломков, потянув обмотавший шею провод, на котором висели крысиные черепа со светящимися глазами. Бочонки наконец обвалились, Болотник в последний момент оттолкнулся от верхнего, покатился по земле и вскочил на краю поля, заросшего кустами с синеватыми листьями. Часть растений сгорела, земля на грядках была усыпана пеплом.
Сзади раздался грохот, крик, затем выстрелы. Глядя на зев трубы, в котором исчез кабан, Макс быстро попятился. В трубе застрочил автомат. С края насыпи один за другим прыгнули еще три зверя, двое взрослых и детеныш. Болотник развернулся и побежал. Сзади затрещало, залязгало… Выстрелы смокли, но тут же раздались вновь. Перескакивая через кусты, сталкер пересек поле, с разбегу чуть не налетев на решетчатую стену будки. Между прутьями на него глянуло лицо зомби, длинная рука высунулась, пытаясь ухватить за воротник. Болотник отпрянул, обежал будку, увидел впереди другие клетки – их там было с десяток, и в каждой он ощущал чье-то сознание. Вот почти пустые, состоящие лишь из примитивных рефлексов и путаных воспоминаний разумы зомби, а вот псевдоплоть – словно бледно-желтый комок воска, дальше крысиный волк, чей разум напоминал кабаний, – готовый взорваться яростью клубок раскаленных нитей…
У Макса не было времени брать тварей под контроль. К тому же все сознания были исковерканные, изломанные жизнью в неволе и пытками, которым мутантов подвергали Черви, чтобы озлобить их перед охотой или просто поразвлечься.
Выстрелы позади смолки. Будки были теперь со всех сторон, разных размеров, с железными или деревянными крышами. Болотник пробирался между ними в сторону небольшого леса, который заметил, когда падал с насыпи. Макс слышал, что его называют Охотничьим. Черви продавали пойманных тварей тем, кто устраивал в Зоне сафари для заезжих туристов, а иногда организовывали охоту и сами, для чего использовали эту рощу.
Взревел мотоцикл – совсем близко. Донесся рокот второго двигателя, а потом раздался исступленный крик Сынка. Болотник обежал длинный навес с несколькими псевдоплотями, оглянулся… рокот двигателя нарастал. Сталкер прыгнул к высокой будке, выхватив «маузер», дважды выстрелил в навесной замок, распахнул дверцу и врезал стволом по морде крупного зомби.
На земляную площадку между будками вылетел мотоцикл, на котором сидел младший Червь. В руке его был черенок от лопаты, конец украшен заточенной железкой в форме длинного остроконечного треугольника.
Зомби, что-то мыча, шагнул из клетки, Болотник отпрыгнул за него. Выставив черенок, будто конный рыцарь – копье, Сынок несся вперед. Зомби шагнул навстречу, и они столкнулись. Железо пробило брюхо твари, наконечник выскочил из мягкой гнилой спины, и мотоцикл перевернулся. Сынок покатился по земле вместе с зомби, сжавшим его в могучих объятиях.
Из-за будок показались Псих, Оса и приволакивающий ногу Охотник. Макс, успевший убрать «маузер» в кобуру, распахнул полы плаща, отвел руки за спину, чем-то защелкал там.
– Сынок, осторожно! – закричал Псих, бросаясь к брату. Зомби, выдернув из себя самодельное оружие, прижал младшего Червя к земле и навалился сверху, обеими руками сжимая черенок, придавив им шею противника.
– Вон он! – выкрикнул Оса, вскидывая обрез.
Выстрелить он не успел. Болотник швырнул на пятачок между будками пару морских ежей и метнулся за угол. Два артефакта – усеянные длинными иглами мягкие коричневые шары, – упали и тут же рванулись в стороны, превратившись в размытые темные полосы, со свистом врезались в прутья, отскочили…
Макс этого не видел: он бежал между будками, не оглядываясь. Вопли и глухие удары сзади прерывались беспорядочными выстрелами. Он выскочил на край рощи и бросился дальше по усеянной листвой мягкой земле.
Вскоре беглец увидел прибитую к дереву лестницу, а вверху – дощатый настил между ветвей. Мелькнула мысль: влезть туда, залечь, попытаться сверху перестрелять Червей… Нет, слишком опасно. Они наверняка отлично знают Охотничью рощу и будут ждать чего-то подобного. Сделав еще несколько шагов, Болотник остановился на краю широкого канала, полного жгучего пуха – белесой волнующейся массы, которая с появлением человека пошла мелкими волнами. Он попятился, разбежавшись, прыгнул. Когда перелетал через канал, снизу взметнулся смерч. Пуховое щупальце попыталось ухватить сталкера за ботинки, но тот поджал ноги, и оно не дотянулось.
Макс упал на другой стороне, покатился, вскочил, оглядываясь. Сзади и справа доносился треск ветвей: там кто-то быстро шел. Роща не слишком велика, можно быстро пересечь ее всю… Но дальше – болотистое поле до горизонта. Братья окажутся на краю рощи прежде, чем он успеет убежать далеко, и просто пристрелят его в спину. К тому же у них остался, по крайней мере один, мотоцикл…
Надо убить их здесь, среди деревьев. Болотник замер, вслушиваясь. Спереди доносилось журчание, и он поспешил туда.
Вскоре он выскочил к берегу еще одного канала, куда более широкого, с наклонными бетонными стенками. На противоположном берегу росли деревья, среди них виднелась большая прогалина, где в ряд стояли дырявые мишени – фигуры людей и мутантов. Через канал вел дощатый мосток, и Макс побежал по хлипким, пропитанным влагой доскам.
Сзади раздался шум.
Не раздумывая, он спрыгнул в канал.
Глубина оказалась по плечи. Сделав шаг в сторону, Болотник замер под мостом, задрав голову. Успели его заметить или нет? Судя по приглушенным голосам – не успели. Сквозь широкие щели под мост проникал вечерний свет, грязная холодная вода несла куски древесины и глиняные комки.
– Сынка убил! – услышал он тоскливый голос одного из братьев. – Его… да его теперь, слышь, Батя, не просто пристрелить! Я с него кожу буду живьем спускать, медленно, пластами, и соль туда сыпать. Ток к нему подключить, иглы под ногти…
– Заткнись, – произнес Батя. – Сначала найти надо. Охотник, ты как?
Тот что-то пробурчал в ответ. Звуки шагов были все ближе… Вскоре Черви остановились на берегу.
– Где же он? – Макс понял, что это говорит Псих.
– Охотник? – Голос Бати.
– Я на краю рощи уже был, – откликнулся тот. – В поле нет его. Значит, здесь где-то. Рядом.
Четвертый голос – Осы – предположил:
– А может, нырнул?
Тихо вдохнув, Макс согнул ноги, опустился ниже. Вода захлестнула лицо, но сталкер не стал закрывать глаза и сквозь волнующуюся, быстро текущую в одном направлении грязную муть различил широкую темную массу вверху – мост, расчерченный узкими полосками светлых щелей, и берег канала в стороне.
На фоне неба возникла пара силуэтов, они будто струились, беспрерывно меняя очертания. Двое братьев склонились над каналом, вглядываясь. Макс не шевелился. Один силуэт переместился в сторону, увеличился… В груди уже жгло, громко колотилось сердце, стук глухо отдавался в ушах.
Силуэт исчез, и почти сразу пропал второй.
Болотник стал медленно распрямлять ноги, выдыхая. Дождавшись, когда лицо окажется над поверхностью, втянул ноздрями воздух, скосив глаза на берег. Приподнялся еще немного, чтобы лучше слышать. В ушах булькала и плескалась вода, но он разобрал голос Бати:
– Проверьте, чтоб оружие заряжено было. Оса, ты как?
– Плохо. Еж руку продырявил. Хорошо хоть левую…
– Стрелять можешь? Ладно. Иди через мост. Псих – вдоль канала влево, я – вправо. Охотник, вернись, погляди, может, он обошел нас как-то и к трубе вернулся. Все, пошли, темнеет уже.
Раздались шаги, под Осой затрещали доски, льющийся сквозь щели свет мигнул.
Макс не шевелился. Было холодно, он сцепил зубы. Течение норовило опрокинуть тело, унести вдоль канала – ступни все сильнее вдавливались в илистое дно, съезжая по нему, поднимая перед собой гору вязкой грязи. Больше здесь нельзя оставаться, скоро мышцы сведет судорогой от холода.
Вновь стук подошв, треск досок, тень…
Макс Болотник скинул с головы капюшон.
Потом присел, с головой уйдя под воду, оттолкнулся и прыгнул, выставив над собой нож.
Вылетев из воды, он прижался грудью к краю моста. Одной рукой обвив ноги Осы, рванул, повалил на доски и ударил.
Он собирался сразу перерезать Червю шею, чтобы тот не закричал, но грязная вода заливала глаза, и Макс немного промахнулся. Клинок вошел глубоко, пробив обе щеки, вспорол их, дойдя до углов разинутого рта, в вихре красных брызг вырвался наружу – и лицо Осы будто развалилось напополам, рот его стал сразу в два раза длиннее.
Оса завизжал на всю рощу. Макс выбрался на мосток, присев на краю, ударил еще раз. Крик смолк – зато сзади донесся другой, совсем близко. Схватив упавший обрез, Болотник повалился на бок, разворачиваясь. Вдоль канала бежал Псих. В руках Червя тоже был обрез, и они выстрелили одновременно. Ампула из оружия Болотника вонзилась Психу в бедро, а вторая попала в плечо лежащего Осы. Псих упал, тут же встал на колени и выдернул иглу. Макс успел сделать то же самое со второй, воткнувшейся в Осу, увидел, что ампула еще наполовину полна, зарядил оружие и опять выстрелил.
Он попал в грудь, и Псих повалился навзничь, задрав ноги. Из глубины рощи уже доносились крики приближающегося Бати. Макс перебрался через тело, перевернул мертвого Осу на спину, посадил и присел за ним, бросив обрез, отведя назад правую руку.
Из леса выбежал Охотник. Взгляд его метнулся влево, вправо, он увидел дергающегося на земле Психа, сидящего посреди моста второго брата…
– Оса, что здесь?! – закричал он, бросаясь к нему, и тогда наконец заметил притаившегося позади Болотника.
Червь остановился, вскинув обрез. Макс ждал. Его голова торчала над плечом Осы, левая рука обхватила тело за грудь, поддерживая, правая была отведена назад. Охотник вновь побежал к мосту, на ходу целясь, но пока не решаясь стрелять: он не знал, что брат мертв, и боялся попасть в него.
Когда Охотник очутился ближе, Макс, резко выдохнув, махнул рукой над телом мертвеца – нож с узким клинком и обмотанной волчьей лозой рукоятью вонзился в левую половину татуированной груди под распахнутой жилеткой.
Охотник выстрелил, затем длинные ноги подкосились, и он рухнул лицом вниз.
Ампула из его обреза воткнулась в живот Осы. Болотник наклонился над упавшим телом, потом выпрямился, краем глаза заметив движение слева, и отскочил назад.
– Охотник, Оса! – Батя бежал вдоль канала, и Макс метнулся на другой берег, туда, где были мишени.
Сделав несколько шагов, он сообразил, что не заметил в руках старшего Червя огнестрельного оружия, лишь какие-то крюки. Тогда зачем убегать и прятаться? Его «маузер» после купания в канале не будет стрелять, но это не важно, если у Бати нет обреза…
Железный крюк ударил его в поясницу. Заточенный конец не смог пробить прошитую неопреновыми нитями ткань, но удар был такой силы, что Болотник рухнул как подкошенный; спину прожгла боль, словно бешено вращающееся сверло взлетело вдоль позвоночного столба, круша кости… Макс замер лицом вниз возле деревянной мишени, вытянув одну руку, а вторую подведя по тело. Он слышал хриплое дыхание, быстрые шаги… Они стихли, прямо над ним раздалось сопение. Болотник не видел этого, но хорошо представлял себе, как старший Червь замер, широко расставив ноги, занеся над головой острый металлический крюк, собираясь наклониться и обрушить его на затылок врага…
Секунда. Еще одна.
Батя что-то с ненавистью прохрипел.
Шелест – он наклонился.
Макс развернулся, вскидывая руку. В ней была зажата почти пустая ампула, которую он выдернул из Осы.
Крюк врезался в землю возле уха, а игла вошла в кадык Бати. Макс подался вверх, согнув кисть, ладонью вбивая иглу вместе с ампулой глубже в горло Червя.
Батя упал на колени, выпустив крюк. Болотник убрал руку и увидел, что ампула целиком исчезла в шее. Тугой струйкой брызнула кровь, попала Максу в лицо. Батя растопырил руки и странно замахал ими, словно цыпленок крылышками, – всполошенно, беззащитно. Голова все больше откидывалась, он пытался вздохнуть, но с каждым содроганием грудной клетки из горла вырывался лишь тонкий свист, а струйка, почти опавшая, вновь начинала бить сильнее, как вода из колонки, когда кто-то налегает на рычаг.
Сидящий Болотник поднял ногу и пнул Червя – тот тяжело повалился на спину. Руки взлетели последний раз, опустились, ударив ладонями по земле, и свист смолк.
Макс попытался встать, но боль вновь прострелила поясницу. Неподалеку валялся крюк – Червь метнул его с такой силой, что он погнулся от удара. Несколько минут Болотник лежал, приходя в себя, потом, придерживаясь за мишень, встал и побрел прочь. По дороге вытащил из груди Охотника нож, вытер лезвие о жилетку мертвеца. Подошел к Психу – лежа на спине, тот дергался и подвывал, уставившись в небо выпученными глазами, рвал на себе одежду, колотил по земле руками и ногами. Губы его были искусаны так, что превратились в две окровавленные рваные тряпочки. Он не видел склонившегося над ним человека и, должно быть, не понимал, где находится, что происходит: сознание его затопили галлюцинации.
Болотник развернулся и пошел прочь, кривясь от боли в спине. Она постепенно стихала – но очень медленно, а ведь ему предстояло нагнать тех двоих, успевших уехать далеко вперед…
Надо было спешить.