Глава восемнадцатая. Скарлотина

Псевдоплоть аккуратно держала уродливой лапкой банку тушенки. Другой лапкой, не менее уродливой, она выскребала оттуда мясо и засовывала в такой же уродливый ротик, помогая липким языком. Добравшись до донца, псевдоплоть долго отлепляла от жести приклеившийся лавровый листик, потом добыла его и тоже сжевала. С сожалением заглянула в банку и отшвырнула в сторону.
— Гребанулся ты, чува-ак, — произнес Аспирин, с нескрываемым отвращением наблюдавший за процессом кормления. — Самим нечего жрать, а ты эту сучку кормишь. Тушенкой. Хорошей притом тушенкой. Мне бы лучше отдал. Я бы сам сожрал.
— Не нуди, — попросил я, но Аспирин не унялся, продолжал что-то сварливо бормотать.
Непредвиденная остановка позволила отряду отдохнуть, но на псевдоплоть все пялились с подозрением. Нормально отнеслись к ее появлению лишь старик-генерал, с уважением пробормотавший: «Ну и страшна, сучка! Как вся моя жизнь!» после чего утративший интерес к мутанту, да детишки, которые сбились у меня за спиной и явно боролись с желанием погладить скотинку. Честно говоря, псевдоплоть и в самом деле оказалась не слишком уродливой — видали мы и куда похуже.
Скотинка вела себя галантно: отошла в сторонку, присела под кустами и принялась умываться совсем по-кошачьи. Аспирин, увидав такое, тревожно плюнул и ушел помогать Паулю и профессору проверить, как там плененные бюреры. Я справедливо полагал, что они трапезничают трупом убиенной Петраковым-Доброголовиным «тещи», и смотреть на эту сомнительную картину не стал.
Что же делать с псевдоплотыо? С чего она к нам прибилась? Что-то я раньше о таких любвеобильных мутантах не слыхал.. Пристрелить ее, что ли, в самом деле? Доверять псевдоплоти.. Меня же на смех поднимут, обязательно кто-то из парней проболтается. Хотя для этого еще вернуться надо.
— Пойдем, что ли? — сварливо сказал дед, подошедший совершенно неслышно ко мне вплотную. — Покормил свою скотину-Скарлатину, надо двигать. А то народу только дай — расслабятся, не поднимешь потом.
— Так точно, — кивнул я и скомандовал общий подъем. Пассажиры зашевелились, забормотали, закряхтели, стали собираться. Я, глядя на этот сброд, в очередной раз подумал, что надо все бросить и сваливать отсюда. Если успешно доберемся, если чертовы бюреры не подохнут вопреки профессорским утверждениям и достижениям науки, если Петраков-Доброголовин нас не обдурит при расчете… Впрочем, если он попробует это сделать, я его лично убью. Коли успею за парнями.
Профессор выглядел хмуро: ему была очень уж не по душе компания пассажиров с разбившегося самолета, но поделать Петраков-Доброголовин ничего не мог.
— Живы карлики? — осведомился я, когда профессор подошел ко мне и стал рассматривать продолжавшую мирно умываться псевдоплоть.
— Живы. Жрут.
— Это хорошо, что жрут. Идемте вперед, профессор, тут спокойно
— Идемте. Только я бы вас попросил…
— Что еще?
— Вы меня постоянно представляете этим людям как профессора. Вы же понимаете, господин Упырь, что я не хотел бы афишировать…
— Понял. Не буду впредь.
Петраков-Доброголовин удовлетворенно кивнул и пошел рядом со мной, но прежде я пугнул мутанта. Даже не пугнул, а присел, словно собираясь что-то подобрать с земли, как обычно отгоняют собак. Псевдоплоть послушно испугалась и поскакала вперед, скрывшись за поворотом живописной дорожки меж деревьев.
Откуда-то издалека донеслось ее прощальное «абанамат». Я задумался.
Профессор, похоже, тоже, потому что спросил:
— Помните, вы говорили, что псевдоплоти слова забывают через полчаса?
— Помню, — неохотно ответил я. — Только это не я говорил, а господин Аспирин.
— Не важно… Но полчаса же, так? А эта сколько уже за нами бегает и одно и то же говорит. Как такое может быть?
— Не знаю я, профессор. Вот честно — не знаю! Это Зона. Здесь всякое может статься. Скажем, новый вид, внешне похожий на обычную псевдоплоть, а внутри — совершенно иной.
— Бегает, выслеживает, вы ее прикармливаете зачем-то…
— Она нам однажды жизни спасла. А я насчет этого благодарный.
— Зачем она вам? — спросил профессор.
— Сам не знаю, — неожиданно признался я. — Но убивать ее как-то некрасиво, согласитесь.
— У вас оригинальная мораль, — заметил Петраков-Доброголовин. Я обратил внимание, что свой «стечкин» он несет не в кобуре, а в руке. Соображает.
— Уж какая есть. Не жалуюсь.
— Помните наш разговор там, в городе? Мы говорили в том числе о мутантах. «Слыхали такие рассуждения, да. С контролером можно подружиться, зомби можно приручить, с бюрерами легко помириться…» — сказали тогда вы и добавили: «Обычно те, кто так рассуждал, долго не жил».
— Я до сих пор придерживаюсь такого мнения.
— Однако эта псевдоплоть…
— Если понадобится, я ее убью, профессор.
— Меня вы бы застрелили с меньшими раздумьями, уверен.
— У вас мания преследования, — улыбнулся я. — Зачем мневас убивать? Или совесть нечиста?
— Почему же сразу нечиста… Просто иы меня не любите. Это заметно, — сказал профессор с грустным видом. Врать без нужды я не стремлюсь, потому ответил:
— А зачем мне вас любить? Вы не танцовщица из бара. У нас отношения совсем иного плана: деловые, взаимовыгодные. Я выполняю работу, вы ее оплачиваете. Хотя я бы предпочел встретить вас и городе по возвращении, а не таскаться в вашей компании по Зоне.
— Вот-вот. Работа. А вы ввязались в эту историю с пассажирами. Ничего бы с ними не случилось, отсиделись бы в остатках корпуса…
Я посмотрел на профессора почти с ненавистью:
— У вас дети есть, господин Петраков-Доброголовин?
— Нет, — ответил профессор, но хоть покраснел.
Я немного помедлил и сказал:
— Вы тоже когда-то были ребенком. Толстым, противным, вредным, но ребенком. И кто знает, попади вы в такую переделку и решение бы принимал такой вот… который оставил бы вас с гниющими трупами в железном коробе, окруженном мутантами и прочим ужасом… Мне продолжать?
— За ними бы пришли спасатели, военные, — обиженно сказал профессор.
Я ровным голосом сказал:
— Вот и оставались бы с ними.
— Я? — вскинулся профессор. — Я вам деньги плачу!
— Вот и они платят, — брезгливо отстранился я от профессора. Надо же, какая все-таки дрянь человек. Не зря, ох не зря Землю наградило этой Зоной. И будут еще, вон Даун же поперся в какую-то… Будут. Много будет. Поделом человечеству, еще и не такое заслужили! Геены огненные на вас всех и что там еще бывает. Сволочь какая, надо же! Еще биолог называется!
Профессор, видать, почуял, что я на грани, и как-то потихоньку приотстал. Но вскорости снова потянул меня за рукав. Я уж было собрался послать его грубо, но вовремя понял, что это не профессор.
Это была стюардесса Марина, и она явно хотела мне что-то сказать. Более всего в этот момент я надеялся, что довольно симпатичная девушка просто желает объясниться мне, отважному спасителю и укротителю мутантов, в любви. Это как минимум слегка бы подняло мне настроение после общения с Петраковым-Доброголовиным. Но дело, конечно же, было совсем в другом. Еще возле самолета она перед самым уходом обратилась ко мне с неожиданной просьбой — снять «черные ящики» с самолета. Я было отказался, сказав, что не знаю даже, где они находятся, но Марина отвела меня к очнувшемуся бортмеханику, который объяснил. Он тоже просил снять «ящики» и спрятать — закопать, к примеру. Поскольку процедура оказалась несложной и по многом обоснованной — в самом деле, надо же потом разобраться, что там случилось с самолетом, а с собой тащить эти штуки мне вовсе не хотелось, — мы быстренько все сделали, а место захоронения я пометил. И вот стюардесса снова чего-то от меня хотела.
— Вы знаете, — сказала она и замолчала. — Знаете…
— Константин, — подсказал я.
— Знаете, Константин… По-моему, наш самолет сбили.
— То есть?! — удивился я.
Теоретически любое воздушное транспортное средство в подлете к Зоне сбить могли. Но — неопознанный вертолет или что-то маленькое, если бы нашелся идиот, вздумавший сунуться в Зону таким образом: заметным и практически бесперспектииным. А никак не здоровенный пассажирский авиалайнер.
— Почему вы так думаете?
— Сережа, командир экипажа, пытался доложить на землю, но я не знаю, успел ли — связь почти сразу пропала… Он сказал — попадание ракеты.
— Я в авиации не слишком много понимаю, но если бы в вас попала ракета, вряд ли мы с вами сейчас разговаривали бы, — заметил я.
— Я тоже, я ведь не пилот… Но самолет очень сильно тряхнуло, и ребята тоже разбираются… разбирались… — Стюардесса шмыгнула носом, и я подумал, что она вот-вот разревется, но Марина справилась с собой и продолжила: — Нас могли сбить?
Как вы думаете?
— Может, вас аномалия долбанула, — предположил я.
— Нет, мы за этим… как он… за Периметром еще были…
— Откуда вы знаете?
Я же говорю, Сережа пытался с землей связаться… Я слышала переговоры. А потом сказал, чтобы я шла успокаивать пассажиров, а он постарается провести машину до более-менее подходящего места для аварийной посадки. Управление… управления уже не было, он сказал, что попробует двигателями управлять, японцы когда-то так делали, когда у них авария на лайнере произошла… этими… РУДами… Только, говорит, тут Зона, Периметр уже рядом, летать над ней не разрешается, а свернуть — нельзя…
— Понятно, — пробормотал я. — Именно поэтому мы и спрятали «черные ящики»?
— Да.
В самом деле, аномалии тут были вроде ни при чем. Долбанули ракетой с земли? Зенитчики там аховые, знают же, что в Зону по воздуху никто не лезет, кроме вертолетов армейских, далеко не забирающихся… Могли и ляпнуть, глаза продрав спьяну. Или даже не продрав — там куча автоматики стоит, за которой никто и не следит толком.
Стоп, это что ж получается? Это получается, что нас никто может вовсе и не ждать. Поскольку с землей пилоты, по словам стюардессы Марины, связаться так и не смогли, об аварии никто не знает. Кроме, само собой, военных. И тогда варианта здесь два.
Первый — вояки все же доложили своему начальству, что ошибочка вышла, завалили, дескать, пассажирский самолет. Каемся, сделайте чего-нибудь, а?
Зная местное начальство, я был уверен (за редким исключением, но эти честные люди ничего не решали), что оно с готовностью постарается замять некрасивый скандал. Потому что он вызовет вопросы, проверки, визиты нежелательных лиц — от журналистов до сенаторов, и… И лучше всего сделать так, как будто никакого самолета не было. Пропал над Зоной, какого черта туда полез — неизвестно. Сами виноваты, короче.
Второй вариант — вояки ничего своему начальству вообще не доложили.
И в первом, и во втором случае ничего хорошего нам не светит. Либо никто толпу гражданских на Периметре не ждет, и их положат автоматические оборонительные системы; пробраться незамеченными в таком количестве мы никак не сумеем. Либо эту толпу положат преднамеренно, оправдавшись первым вариантом — не знали, ах, какая трагедия, думали, сталкеры из Зоны поперли или мутанты. Еще версия — вообще никакой трагедии не отметят, просто обстреляют пару раз из своих систем залпового огня, перемешают косточки с землей, и как не бывало пассажиров. Да, упал самолет где-то в Зоне. Да, искали. Не нашли. А пассажиры? Пассажиров, поди, мутанты поели. Никто не поле зет искать доказательства, а пока рано или поздно сподобятся под давлением родственников или каких-нибудь международных организаций, ничего, кроме разрушенного корпуса, уже не останется…
Да и плевать. Сбили, не сбили — в данный момент это никак не влияло на события. Потом, когда выберемся, будем обсуждать причины аварии. А сейчас нужно о другом думать.
О чем — я увидел буквально через несколько секунд.

Категория: Юрий Бурнусов - Точка падения | Дата: 9, Ноябрь 2010 | Просмотров: 573