ДВА НЕГОДЯЯ В СКРЫТОЙ ДОЛИНЕ — Глава 6

На самом деле он не морской и совсем не еж. Почему его прозвали «морским» — понятия не имею, а вот с «ежом» все ясно: темный бугристый шар с иглами. У недавно появившихся артефактов они длинные и тонкие, как у настоящего ежа, у старых, начавших засыхать, напоминают скорее черные резиновые шипы сантиметровой длины, с широкими основаниями. Морские ежи, как и кристальные колючки, обычно возникают неподалеку от ржавых волос; я поначалу, когда мы только сели здесь, удивился даже, почему это ни одного не видно.

И вот на тебе — увидел. Лучше бы не видел. Потому что это был взведенный еж.

В обычных условиях еж — штука малоопасная. Ну, уколоться можно, если голыми руками взять, да только кто ж за артефакты голыми руками хватается? То есть, может, кто-то и хватается, да только такие, как правило, долго не живут. Так вот, ежа можно взять рукой в толстой перчатке — и ничего тебе не будет. Но потом его можно сильно сжать. И тогда он начнет набухать, бугристая поверхность между иглами зашевелится, вздуваясь и опадая, на ней возникнут пузыри… а потом он КАК ПРЫГНЕТ! Отскочит от твердой поверхности, ударится, будто каучуковый мячик, и прыгнет опять. И еще, и еще… Я как-то видел подвал под берлогой Курильщика, он нам с Пригоршней спьяну его показал, похвастался. У него там, видите ли, сейф с честно нажитыми непосильным трудом — то есть непосильной скупкой и перепродажей артефактов, а также непосильной спекуляцией оружием и краденым оборудованием — кровными сбережениями. И этот сейф двое придурковатых сталкеров-новичков, не успевших понять, что у нас к чему, захотели как-то ночью очистить от содержимого. Они смогли вырубить Заику, охранявшего подвал, смогли отключить какую-то хитрую сигнализацию, которую скупщику соорудил Борода, но они не знали, что в небольшой комнате с бетонными стенами, где располагался сейф, хитромудрый Курильщик поставил ловушку для дураков: два взведенных морских ежа. И когда новички забрались туда и на всякий случай прикрыли дверь за собой, чтобы никто не услышал, как они разбираются с сейфом, ежи разобрались с ними. Ну а потом сияющий от гордости за свою предусмотрительность пьяный Курильщик привел туда нас с Пригоршней и продемонстрировал, что из этого вышло. Молодые сталкеры напоминали потекший от жары темно-красный сыр. Они стали дырчатыми, так что обоих теперь можно было приспособить в хозяйстве вместо дуршлагов.

Если ежа швырнуть во что-то — он срабатывает. Если сильно сжать, то сработает, когда отпустишь. Если на него наступить — он сработает, если рядом раздастся громкий резкий звук — он сработает, все равно как чувствительная сигнализация на автомобиле. Если его просто взять в руку — надев специальную перчатку или рукавицу, — положить в контейнер и аккуратно закрыть крышку, он не сработает. Если только он не «взведен», потому что тогда он сработает, даже после того как на него сильно дунуть или звонко хлопнуть рядом с ним в ладоши.

Этот еж был взведен: кожистый шар с тонкими, еще гибкими иглами (значит, молодой, а такие скачут особенно резво) слегка надувался и опадал, на боках его то распухали, то съеживались уродливые лилово-синие пузырьки, иглы шевелились… Ежи не такие уж простые штуки. Конечно, они не разумны, но это не предмет и не растение, это, как мне кажется, именно организмы, пусть и с очень необычной физиологией. Как и кристалл — ведь он не просто протыкает воздух лучами, он целится в органику. И ежей она будто притягивает, то есть даже если дело происходит не в замкнутом небольшом помещении, как тогда, у Курильщика, а на открытом месте — все равно разыгравшийся еж во время первых двух-трех прыжков, скорее всего, вмажется в стоящего рядом человека или зверя.

Жаба сидела неподвижно, пялясь на меня тупыми глазами. Сзади раздалось призывное шипение Пригоршни: должно быть, я замер перед ежом слишком надолго, и напарник забеспокоился. Я повернул голову, поднял руку и показал большой палец — мол, все путем, просто я, Никита, залюбовался красотой ваших украинских болот, расчувствовался и забыл, для чего залез сюда.

Отвернувшись от него, я осторожно пошел в обход — так осторожно, как не ходил, наверное, еще ни разу в жизни. Жаба не шевелилась и не моргала. Интересно, она вообще заметила мое появление, осознала его или нет? В какое-то мгновение мне даже показалось, что она дохлая, но нет: пухлое горло едва заметно напрягалось.

Лист с ежом был теперь сбоку. Очень-очень медленно я сделал еще один шаг. Вот они, два небольших красно-алых конгломерата, прямо передо мной. А чуть дальше — карусель. Эта вряд ли перебросит из Долины еще куда-нибудь, дважды подряд такие чудеса не случаются, скорее вздернет, прокрутит пару раз да разорвет на части.

Из вертолета я захватил тряпку, испачканную машинным маслом, которую нашел позади кресел, и теперь достал ее из-за пазухи. Намотал на ладонь, вытянул руку перед собой, взял артефакт, лежащий, как кусок пенопласта, прямо на поверхности болота, одновременно левой отодвигая заслонки четырех ячеек на груди. Вложил кровь камня в одну, закрыл, тут же взял второй, тоже закрыл и пошел влево. Волосы на голове стали потрескивать, шевелиться от электричества. Карусель гудела, смерчи на ней непрерывно шипели. Всего полметра в сторону — и хана сталкеру по прозвищу Химик.

Я взял третий артефакт, спрятал. Постоял несколько секунд на одном месте, размышляя. Нет, не пойду за четвертым, ну его, опасно слишком. И так похудел уже, должно быть, на пару кило за эти минуты.

Повернувшись, направился обратно, сразу найдя взглядом лист с жабой, сидевшей теперь ко мне задом. Миновал полосу свободной от растений жижи вокруг аномалии и вновь вступил на участок, занятый мятой. Никита стоял в той же позе, наверное, и не шелохнулся с тех пор. Одними губами я произнес:

— Заводи.

Он вопросительно поднял голову, и я повторил, тщательно артикулируя:

— За-во-ди…

Он понял, кивнув, полез в вертолет. Я прошел лист с ежом. Винты начали вращаться, а жаба за спиной пронзительно квакнула.

Это был мощный «квак» здорового, хорошо поевшего, уверенного в своих возможностях существа.

— Взлетаем! — заорал я, ринувшись вперед, с корнями выдирая мяту и скользя пятками в иле.

Сзади донеслось громкое бульканье, а потом во все стороны полетели мягкие зеленые ошметки: квакнув, жаба подписала себе смертный приговор. Раздался протяжный свист, причем он удалялся от земли, становился все тише и тут же стал нарастать: еж падал. Чуть не зацепив кистью колючую ветку ржавых волос, я выскочил на берег, поскользнулся, упал у самых лыж, оглянулся: посередине участка, где росла мята, небольшой округлый предмет стремительно ударил в воду, выбив вертикальную струю грязи, прямую, как стрела, метра полтора высотой.

Винт ревел, вращался над головой. Высунувшись из открытой дверцы, Никита схватил меня и затащил внутрь. Перевалившись через его колени, я вновь оглянулся. Болото взбурлило, еж наискось вылетел из него, будто торпеда, подняв небольшой вал воды, метнулся к нам.

Пригоршня захлопнул дверцу; вертолет оторвался от земли. Раздался глухой удар, и машина качнулась, а дверца глухо скрипнула. Схватив наушники, я нахлобучил их на голову. Еще один удар — в днище, прямо под нашими ступнями. Рефлекторно мы оба поджали ноги.

— Выше, выше давай! — крикнул я, увидев кроны осин прямо перед колпаком.

Чиркнув лыжами по верхним веткам, мы пролетели над ними, и болото осталось позади.

— Не мог он к днищу прицепиться? — озабоченно спросил Никита, надев наушники.

Я покачал головой.

— Погнуть мог, но не пробить, это слишком все же.

— Хоть что-то хорошо… — Он еще тяжело дышал. — Блин, дались тебе эти артефакты! Еле ноги унесли!

— Ничего, зато плечо теперь тебе подлечим, а мне спину.

— Да хрен бы с ним, с тем плечом…

— Не ной, все нормально, что нормально кончается. Живы — и ладно.

— Я не ною, а… — Он замолчал, вглядываясь в ландшафт впереди. Там были холмы, ничего интересного.

— Что? — спросил я.

— Колхоз за этими холмами, кажется?

— Там он, да. А что?

— Мне показалось… вроде вспышки какие-то. Ты не заметил?

Холмы были совсем близко. Никита вел вертолет между двумя склонами, и я уже видел край засеянного поля.

— Нет, не заметил.

— Может, показалось, — неуверенно сказал он. — Хотя нет, вон же…

Через мгновение перед нами открылась низина, в которой стояли коровники, сараи и покосившиеся домишки. Мелькнула площадь, двухэтажный трактир, машины военных, мчащиеся по улице…

— Это что такое?!

Крыши домов приближались стремительно, хотя Никита уменьшил скорость. Под нами проскочил край поля, где за большим трактором с прицелом пряталось несколько фигур. Потом — изгиб дороги, окруженной покосившимся штакетником, двор с колодцем, где незнакомый селянин распрягал Безумного, перед тем как мы реквизировали телегу с конем. А затем прямо перед нами оказался небольшой грузовик-броневичок вроде тех, что мы уже видели, но с более крупной кабиной, без стыков и соединений переходящей в крытый кузов. Из прорези в броне на боку кузова стреляли, а по обочине бежал Звонарь, волочащий за собой пожилую тетку, и пули проламывали изгородь с кустами прямо позади них, нагоняя.

Вертолет повис в двух метрах над дорогой. Грузовик круто повернул, уходя от столкновения, перед собой я увидел листы железа, скрывающие лобовое стекло, и узкую щель между ними. Должно быть, водитель глядел через нее, и тогда он был настоящим асом, раз сумел вовремя заметить нас, неожиданно опустившихся с неба у него на пути. Но все же его умений оказалось недостаточно: избежав столкновения, грузовик налетел на гору обломков, по которой мы с Никитой вчера забрались на крышу мазанки.

— Стреляй! — заорал напарник, и я вжал красную кнопку на джойстике, за который обеими руками держался последние несколько секунд.

Груда обломков послужила для броневика трамплином. Хотя он был все же слишком тяжелым, чтобы взлететь по-настоящему, но он въехал по ней, будто по эстакаде.

Из вращающихся стволов пулемета ударила мутно-белая струя. Она впилась в склон позади колес, пробурила его, взметнув наклонный фонтан щепок, ржавого железа и мусора. Я повел джойстиком — струя поднялась выше, преследуя машину.

Гора осела, но броневик уже выкатился на крышу. Вертолет начал подыматься, пулеметная очередь пошла дальше, перескочила на скат и пробила его, взломав балки и обрешетины. Мне показалось, что сейчас броневик провалится в темную дыру, внезапно образовавшуюся под задними колесами, но он задрал кабину и выполз из нее, перевалился через жестяной конек. Мгновением позже очередь переломила жесть, будто спичку, а машина слетела по противоположному скату и рухнула за домом кабиной вниз, врезавшись в землю всем своим весом, будто большой дубовый шкаф, который неумелые грузчики пытались через окно спустить со второго этажа, да уронили на асфальт. А еще через мгновение мазанка рассыпалась, превратившись в груду дерева и кусков обожженной глины.

Вертолет стал разворачиваться, и я снял палец с кнопки. — Погоди, надо их добить, раз уж… — начал я и смолк, когда мимо колпака с визгом пронеслись пули. Испугавшись, что сейчас сквозь пролом на месте дверцы они попадут в меня, я выхватил «форт» и подался вбок, выставив руку с пистолетом.

По улице со стороны площади несся мотоцикл с крытой коляской необычных очертаний: ветровое стекло перед водителем раза в два больше обычного и куда сильнее изогнуто, а коляска формой напоминает поставленную на ребро раковину с прорезью в передней узкой части. Из прорези торчал ствол.

Вертолет все еще поворачивался, и я не мог направить пулемет вдоль улицы. Да и времени не было: торчащий из коляски ствол задрожал, поливая нас огнем.

Две или три пули пронеслись сквозь кабину над моим плечом и мимо груди вжавшегося в спинку Никиты, пробив дверь рядом с ним. Если бы я сидел выпрямившись, они бы попали в меня, а так лишь горячий воздух обжег затылок.

Мотоцикл вильнул на ухабе, очередь ушла в сторону, и пулемет в коляске смолк. А я, не удержавшись, свалился под сиденье. Вытянул ноги, так что пятки уперлись в дверцу на стороне Никиты, и руки — они до локтей высунулись наружу — и начал стрелять.

Ветровое стекло мотоцикла украсилось плоскими белыми клубками, следами пуль, которые повредили, но не смогли пробить его. Мотоцикл вновь вильнул, и тут вертолет сильно накренился вбок, когда напарник попытался взлететь выше. Меня бросило вперед, я закричал, выпустив «форт», попытался вцепиться в край дверного проема. Земля качнулась, оказавшись вдруг прямо подо мной, и я вылетел наружу, напоследок заехав Пригоршне каблуками в подбородок.

Напарник, в свою очередь, попытался ухватить меня за штанину, но не смог, и я рухнул вниз.

Хорошо, что успел вытянуть руки, зацепившись за одну из посадочных лыж. Ноги качнулись, так что я чуть не сделал «солнышко», все вокруг тошнотворно провернулось — правая рука сорвалась, и я повис на левой. И увидел, что мотоцикл несется прямо на меня, увидел черный шлем водителя за ветровым стеклом, понял, что верхний край этого стекла сейчас врежется в колени, раздробив их, — и согнул ноги.

Пальцы соскользнули, я свалился на водителя, рухнул на сиденье позади, ухватившись за обтянутые бледно-зеленой тканью плечи. Ударился задницей так, что чуть не подскочил обратно, схватившись за вертолетные лыжи. Мотоцикл опять вильнул, но управляющий им солдат смог удержать равновесие. Вертолет, за колпаком которого маячило удивленное лицо Никиты, накренился и отвалил в сторону, задрав нос.

На мотоциклисте была военная форма, черные полусапоги и глухой черный шлем. Сквозь помутневшее от выстрелов стекло я увидел дом, к которому мы стремительно приближались. Я выхватил из кобуры на боку солдата пистолет, приставив к шее под краем шлема, заорал:

— Тормози! Это… брейк! Я тебя не убью… но киллере, но дэт ю, только остановись!

Но вместо этого он резко качнул головой назад. Ствол пистолета соскользнул с шеи, а задняя часть шлема врезалась в мой нос.

Кажется, после этого я завизжал, как свинья, которую режут. Слишком уж сильной была боль: он проломил мне переносицу. Но вместе с болью пришла ярость. Уже не задумываясь над тем, что делаю, я буквально вонзил пистолет под его шлем и выстрелил несколько раз подряд.

Я не видел последствий, но, думаю, нижняя челюсть мотоциклиста превратилась в фарш, перемешанный с костными осколками. Голова откинулась — я успел отклониться, чтобы не получить по носу еще раз, — после чего водитель привалился к моей груди. Пальцы на руле разжались, я одной рукой ухватился за него. И тут же слева в коляске откинулась узкая дверца.

Внутри сидел здоровенный мужик в таком же, как у мотоциклиста, черном шлеме, а еще в джинсовом костюме и черных полусапогах, покрытых железными заклепками. На куртке тоже были заклепки, с рукавов свешивались цепочки, какие-то побрякушки, медальоны и звездочки. Он держал ручной пулемет. Распахнув дверцу, стал поворачивать его ко мне, я же вытянул в сторону коляски руку и нажал на курок, целясь в бочкообразную грудь.

Пистолет клацнул: патроны кончились. Ствол пулемета уже просунулся в дверцу, здоровяк тяжело развернулся на слишком узком для него сиденье, прицеливаясь в меня, а я изо всех сил пнул его ногой.

Он подался назад, выпустив оружие, которое рухнуло в узкий просвет между мотоциклом и боком коляски. Все это отвлекло меня на пару секунд, а дом впереди был уже совсем рядом. Не выпуская пистолета, я рванул руль. Это помогло нам не врезаться в стену, но не спасло от аварии. Под стеной дома была груда мусора, мы взлетели по нему и вломились в окно, пробив коляской край покрытой трещинами глиняной стены.

Звуки заполнили небольшую комнату, как раскаленный пар: лязг, скрежет, шипение, вой. Металлическая скоба лопнула, и коляска отлетела в сторону. Мотоцикл рухнул на бок среди обломков мебели, бешено вращая колесом, разбрасывая куски стульев, лавок, какие-то ржавые железяки, посудные черепки и при этом медленно крутясь на одном месте. Мы с мертвым мотоциклистом упали чуть раньше, причем он оказался снизу, смягчив удар.

Не поднимаясь, я оглянулся, увидел лежащую в углу комнаты коляску. Здоровяк в джинсе выбирался из нее. Я привстал, окинул взглядом мотоциклиста и выдернул из петли на его ремне обойму. Отщелкнул ту, что была в рукояти пистолета, вставил новую. Вскочил на колени, повернулся, вскидывая оружие, — и кулак размером в половину моей головы опустился на руку, выбив его.

А потом этот же кулак врезался мне в лицо.

Хорошо, я успел отклониться, так что он ударил по лбу, а то бы физиономия превратилась в кашу. Но и так мне показалось, что внутри головы загудел колокол, по которому кто-то заехал железным ломом. Верхняя часть тела приподнялась, ноги разогнулись, я на мгновение принял позу человека, который ныряет в воду спиной назад, — и рухнул на неровный пол в метре от здоровяка.

В голове гуляло эхо колокольного звона — то громче, то тише, то глуше, то звонче. Я уперся в пол локтями и приподнял голову. Джинсовый стоял неподалеку, сгорбившись, чтобы не цепляться за низкий потолок. Он стащил с головы шлем, показав большое красное лицо, гриву волос, стянутых сзади в хвост, темную бороду с легкой проседью, обвислые щеки и кривой, уродливый шрам под левым глазом. В ухе было железное кольцо, на котором болтался поблескивающий серебром череп.

Зажав шлем под мышкой, он шагнул ко мне, звеня цепочками и медальонами. Я хрипло сказал, отползая:

— Ну ты, байкер… Я люблю таких кабанов. Когда они падают, то сильно гремят и сами уже не встают.

Его лицо осталось невозмутимым. Великан подступил ближе, занеся ногу в черном полусапоге пятьдесят шестого размера, собираясь опустить на мою голову шипованную подошву, но я ожидал именно этого и откатился в сторону, к разрушенной печке под стеной. Вскочил, сжимая черный от копоти чугунок, на дне которого еще лежала сгнившая картошка, и с размаху ударил байкера по голове.

То ли спутанные волосы смягчили удар, то ли череп у него был сверхпрочный… Глаза его, правда, распахнулись широко-широко, так что я увидел мутное бельмо, затянувшее левый, тот, под которым был шрам. Черный шлем выпал из-под мышки, здоровяк сделал шаг назад и слегка качнулся — но не упал. Если б меня так ударили, голова бы ушла между плеч до самых ушей, но этот устоял на ногах!

Впрочем, даже секундного замешательства мне хватило, потому что я уже понял, что драться с ним дальше бессмысленно.

И выпрыгнул в окно.

Категория: Андрей Левицкий - Выбор оружия | Дата: 3, Октябрь 2009 | Просмотров: 452