Глава 6-2

«Малыш» встал, когда до высящихся над равниной зданий оставалось с полкилометра.
– Все, – сказал Никита, убирая руки с руля. – Топливу каюк. А ведь так мало осталось…
– Пешком дойдем, – возразил Химик.
Он был бледен и постоянно трясся: действие артефакта закончилось. Некоторое время назад, притормозив, напарник вколол ему обезболивающее, но Химика все равно шатало, голова тряслась, как после контузии, глаза налились кровью, лицо казалось бледной маской из папье-маше. Никита пока чувствовал себя более-менее – из-за того, что он лишь рулил и нажимал на педали, действие души растянулось, он был бодрым, говорливым и деятельным.
– Как пешком? – сказал он. – Тут же монолитовцев должно быть полно. Для чего нам «Малыш» нужен был? Чтобы к самой ЧАЭС на нем подъехать… Хотя странно, нет нигде сектантов. Почему? Вообще никого не видно…
– Костюм надень, – посоветовал Андрей. Он кое-как приспособился к тому, что во рту не хватает зуба, и говорил более внятно. – Радиация так и так повышенная, слышишь, как счетчик щелкает?
Он остался сидеть в кабине, а Никита прошел в салон и нацепил костюм. Рюкзак с Черным Ящиком повесил на спину, взял оружие и оба шлема; вернувшись, протянул один напарнику. Обхватив себя за плечи и беспрерывно дрожа, тот разглядывал окрестности: нигде никого, только слева на тополе вороны сидят. Жутковатое дерево – тонкие черные ветви без листьев, кривое… разве тополь может быть таким кривым?
Башенный охладитель высился впереди – огромная бетонная постройка, расширяющаяся книзу.
– Вон сколько песка у основания насыпано, – сказал Пригоршня. – Целая гора, видишь.
Сталкеры вышли наружу, закрыли дверцы. Никита окинул броневик взглядом и побыстрее отвернулся: «Малыш» выглядел еще хуже, чем напарник. Весь побитый, поцарапанный, вмятины на броне, турель сворочена набок, колпака нет, лишь уродливое погнутое железо – будто глубокая рана на кабине.
Надев шлемы с большими выпуклыми стеклами, они пошли вперед. Химика качало, он припадал на левую ногу. Пригоршня поначалу нервно крутил головой и не опускал автомат, выискивая врагов среди поросших бурой травой холмиков, но потом успокоился, окончательно уяснив, что вокруг никого нет. Где-то монотонно и тоскливо каркала ворона, по небу ползли легкие облака.
– Куда монолитовцы подевались? – в который раз спросил Никита. – Что это значит, а? Если Осознание против нас… а ведь тут – самое гнездо у них. Они бы отряд навстречу выслали – и все, и конец нашей экспедиции, без «Малыша» не прошли бы.
В шлемах были установлены счетчики радиации, которые щелкали все активнее: без костюмов в этих местах было бы слишком опасно. Забравшись на вершину очередного холмика, Никита вдруг остановился, сел на корточки, прижав руку к груди, а другой ухватившись за растущий рядом куст.
– Что? – спросил Химик.
Из-под шлема донесся глухой голос:
– Чего-то хреново мне, Андрюха.
– Сердце?
– Колотится, сволочь.
– Я же говорил: нельзя душу, если заболел ты, если температура.
– Да, но у меня еще… еще в боку колет и словно что-то шевелится в брюхе, мелкое такое… А сейчас голова вдруг закружилась, чуть не упал.
Андрей молча разглядывал лицо напарника под тусклым свинцовым стеклом. Голова Пригоршни двоилась, а земля иногда кренилась, и приходилось напрягаться, чтобы не потерять равновесие.
– Как думаешь, может, это яд начинает действовать? – промямлил Никита.
– По-моему, у тебя просто отходняк после артефакта.
– Да что-то не похоже. Мне кажется, яд…
Пригоршня посидел еще немного, потом встал и несколько раз хлопнул ладонью по шлему.
– Так, ладно, не рассиживаемся тут, идем. Быстрее, надо этих ученых найти и вытрясти из них противоядие. Давай! – покачиваясь, он заспешил вниз с холма.
Башенный охладитель все вырастал перед ними и наконец закрыл треть неба. Ввысь уходила покатая бетонная стена, вся в трещинах и сколах, у основания ее была гора грязно-серого песка.
– Так что, включаем передатчик этот, как Касьян говорил? – спросил Пригоршня. – Или нет, давай вон на вершину заберемся, на песок. Второй склон к самому охладителю подходит, туда сползем и расположимся под стенкой. Не хочется на открытом месте оставаться.
Он первым забрался на вершину и замахал руками тяжело карабкающемуся следом напарнику.
– Сюда давай! Тут вон какое дело…
Добравшись до Никиты, Андрей увидел широкий пролом в основании охладителя; склон песчаной горы уходил в него. Пока они шли, ветер разогнал облака, стало светлее – дневной свет лился в дыру. Андрей сел, вытянул ноги и стал съезжать на заду, подгребая руками. Никита сделал то же самое, но ладони у него были пошире, да и сил осталось больше – он быстро догнал напарника, поехал впереди. По мере того как они спускались, взгляду открывалось просторное помещение в основании башни.
Ввысь уходил облицованный плитами покатый купол, который мог бы накрыть стадион, целое футбольное поле – если бы оно было круглым. Внизу все засыпано песком, образующим горы, долины и ущелья. Из него выступали опрокинутые вагонетки, виднелись загнутые кверху концы рельс, впереди высилась кабина могучего экскаватора, а еще дальше торчали зубья его ковша. Рядом – большая песчаная воронка, на дне которой лежали тела. В гигантском помещении царил сумрак, но наклонный столб света из пролома падал в воронку, освещая ее, будто сцену театра.
– Вон там! – Никита вскочил, увязая по щиколотки, побежал вниз. Голос гулко разнесся по залу, отражаясь от стен и купола, эхо повторяло его, постепенно затухая: там, там, там…
Андрей тоже встал, побрел следом. Счетчик радиации щелкал все медленнее и в конце концов почти смолк, лишь изредка едва слышно постукивал. К тому времени, как он спустился, успев по дороге все внимательно рассмотреть, картина того, что произошло здесь, уже сложилась в голове: два человека отстреливались от отряда монолитовцев, которые лезли со всех сторон. Теперь на краю воронки и на склонах лежало больше десятка тел, а на дне ее, рядом с выкрашенным синей краской радиопередатчиком, – двое, солдат в шлеме и бледно-голубой форме с белыми разводами, и человек в гражданской одежде. Солдат лежал на боку, согнув ноги, рядом валялся автомат необычной формы. Шлем расколот, песок вокруг головы напитался кровью. Гражданский – Химик сразу решил, что это ученый, – полусидел, привалившись к передатчику, из которого раздавались тихое шипение и голоса.
– Эй! – закричал Никита. – Эй, ты!
Химик увидел, как напарник подскочил к ученому, склонился над ним. Рация, видимо, была включена в режиме поиска: шелест и треск становились то громче, то тише, сквозь них доносились накладывающиеся друг на друга голоса, смолкали, возникали другие… По всей Зоне стоял шум, переговаривались сталкеры, вызывали друг друга военные, с какой-то базы кричали об очередной атаке снорков…
Когда Химик приблизился, Никита, сняв шлем и бросив его в песок, подкрутил настройку – шум из передатчика стал тише.
– Он жив? – спросил Андрей.
– Жив, жив! Где противоядие? Противоядие, слышишь? Давай его сюда!
– Никита, сними рюкзак.
Андрей тоже избавился от шлема и сел рядом с ученым. Тот обеими руками держался за окровавленный живот, смотрел на сталкеров и часто моргал.
Скинув лямки рюкзака, Пригоршня схватил человека за плечи.
– Мы ящик ваш принесли! – закричал он. – Слышишь?! Слон нанял доставить… Вот он, вот! Слон нас отравил, сказал: противоядие вы дадите. Так давай его сюда!
Серые губы шевельнулись, раненый прошептал:
– Где… устройство…
Раскрыв рюкзак, Андрей достал ящик, приподнял за рукоятки, показывая, и поставил в песок.
– Вот! – громко сказал Никита, склоняясь ниже. – Нет, подожди… Слышишь, не умирай!
– Как вы добрались? – прошептал ученый. – Почему сектанты вас не… Они напали на нас… Но почему вас пропустили? Включите его. Включите, тогда…
Голова его склонилась, подбородок уткнулся в грудь. Никита рванул ворот на впалой груди, прижал пальцы к шее. Замер, потом выругался, плюнул в песок и стал обыскивать ученого.
– Умер? – спросил Андрей.
– Нет, сознание только потерял. Но вот-вот умрет, что я, не вижу.
Пригоршня проверил карманы, похлопал человека по бокам, потом сунул руку за пазуху, достал портсигар, раскрыл – там лежали три сигареты без фильтра, – отбросил, извлек маленькую серебряную зажигалку и нечто вроде изогнутого джойстика с кнопками на торце. Покрутил, разглядывая, тоже бросил, вновь стал проверять карманы, нашел еще бумажник, ручку и электронную записную книжку, после чего, вскочив, побежал к солдату. На ходу прокричал:
– В чем оно может быть? Фляжка, бутылка какая-то?
– Касьян говорил, там нанороботы, – откликнулся Химик. – Может… ну, шприц? Вдруг его не пить надо, а инъекцию сделать?
– Касьян еще говорил передатчик в ящике включить, – вспомнил Никита, склоняясь над солдатом.
Приглушенные голоса все еще доносились из динамика рации. Андрей откинул ручки Черного Ящика, развинтил одну. Внутри были микросхемы, пайка, тонкая антенна, верньер настройки с кнопками. Он нажал, стал крутить… и почти сразу услышал удивленный голос:
– Э! Химик, Пригоршня… Это вы, что ли?
– Касьян?! – заорал Никита, бросаясь обратно. – Касьян, мы на месте!
– Ого… я и не думал, что доберетесь… – Голос доносился из крошечной решетки динамика в основании ручки.
– А мы добрались! – Пригоршня упал на колени рядом. – Только куда? Здесь двое мертвецов! Вернее, один мертв, второй вот-вот… Где противоядие?! Слона зови, урод, пусть он скажет!!
– Слон мертв.
– Что?!
Тишина. Потом Касьян заговорил, монотонно и устало:
– Помните, я с вами тогда связывался, сказал, что он ранен и подойти не может? На самом деле он к Доктору отправился, на болота. Решил, что у того получится яд вывести из организма. Слона тоже обманули, как и вас, с ядом этим… Сказали: он отравлен, если Черный Ящик к ЧАЭС не попадет – сдохнет Слон. Я остался Лесной дом охранять. Слон со мной на обратной дороге связался, передал: вранье, нет никакого яда. Доктор как-то его там обследовал по-своему, по-хитрому. Нет яда. Слон приказал и вам передать это, если выйдет связаться. А после напали на них с охраной. У нас же тут черт-те что началось. Вы хоть знаете? После выброса все сместилось как-то, я и не понимаю, как такое может быть. Никто не понимает. Тут война натуральная, полномасштабная, по всей Зоне. И Слон на большой отряд Долга напоролся с охраной, которую с собой взял к Доктору. Постреляли их, он один к нам дополз, весь израненный, нога правая на коже висит… Не знаю, как и добрел. И умер на руках у меня. Вы слушаете? Я вам теперь ничем не помогу, бросайте это дело. Те деньги ваши, без вопросов, а вторую половину теперь не с кого требовать…
Андрей вдруг ударил ладонью по рукояти. Что-то треснуло, блеснула искра, и голос смолк.
– Вот и всё, – он встал.
– Что «всё»? – спросил Пригоршня, поднимая голову.
– Кончилась наша экспедиция. Нет яда, слышишь? Не отравлены мы, а плохо тебе из-за артефакта стало. Черный Ящик к месту доставили. Что еще? Ничего. Значит, возвращаться надо. Топливо раздобыть, деньги выкопать. Другую половину не получим, если Слон умер… да и черт с ней. Вот так. – Химик отвернулся от ученого с солдатом, сделал несколько шагов к пролому, поднял голову. Вниз тянулся наклонный столб света, широкий, как опора железнодорожного моста. Было тихо – очень тихо. Шипение и приглушенное бормотание из рации лишь подчеркивали эту тишину, царящую по всей ЧАЭС, могильную тишь заброшенных помещений, комнат, кладовых и залов, гулкое безмолвие мертвых радиоактивных руин. Огромное здание охладителя никак не ощущалось, не давило многотонной массой, казалось, что над выложенным плитами далеким куполом – лишь чистый прозрачный воздух и небо. Никита подошел к напарнику, встал рядом. Они смотрели в проем, щурясь.
– Так что, выходит, так и не взорвалась никакая бомба, все у нас по-прежнему? – с легким недоумением спросил Пригоршня. – Хотя мы ж даже не знаем, бомба там или нет. А что, если самим все же… нет, не надо. Лучше закопать в песок и уйти себе. Нам какое дело, правильно?
– Давай закопаем поглубже, – согласился Химик. – И даже не будем пытаться заглянуть в него, узнать, что это мы везли через ползоны. Пусть это тайной останется. Куда-нибудь вон под ковш тот спрячем…
– Да еще железяки соберем по всему залу, сверху накидаем, – подхватил Пригоршня.
Но вместо того чтобы заняться этим, они стояли и смотрели в пролом, медля сами не зная почему. Потом Никита уселся на песок, поджав ноги.
– А вот… – неуверенно начал он, – помнишь, ты тогда про Базовое Пространство болтал да про пузырь этот черный?
– Это не я болтал, а Картограф. Я только повторял и выводы делал.
– А неважно. Я потом думал над этим всем, много думал…
– Да что ты. Всякие интересные мысли в голову приходили, а?
– А ты не шути, не шути. Если, допустим… Ну что такое это Базовое Пространство? Это ж они самые центровые получаются, крутые?
– Центровые… Ты, я смотрю, действительно много думал.
– Да погоди ты язвить! Я как могу, так и излагаю. Ну не кончал я институтов всяких. О чем я… Да! Молчи только теперь, пока я не доскажу. Вот если, значит, это Центровое… ну ладно, Базовое, – что, если оно самое старое, сильное? Вернее, те, кто живут в нем. И дальше что? Вокруг другие пространства или пузыри, то есть зародыши пространств, да? В некоторых, если они большие, разрослись уже – цивилизации могут зарождаться. И они, значит, зарождаются, потом развиваются… Ноосфера их крепнет… И что, если они когда мощными станут, то могут этим Базовым конкуренцию составить? Сами Базовыми стать, как бы развернуться, стать новой этой… новым фундаментом, то есть болотом со своими пузырями…
– Образовать собственную Структуру пространств, новый Мультиверсум?
– Вот, да. А те следят, чтобы они не развивались. Зачем им соперники? Но определить, что цивилизация стала крутой, вернее, приближается к крутости, можно только через ноосферу. Ну то есть у всякой цивилизации ноосфера может превратиться в Ноосферу, обрести то бишь разум, а для Базовых это как сигнал: плохо дело, надо глушить гавриков…
– Глушить?
– Гасить…
– Уничтожать конкурентов?
– Да! Ну и когда Ноосфера к нам тогда еще, в первый раз пробилась, образовав по ходу дела Зону, они смекнули: пахнет жареным. Послали Черный Пузырь со Смотрителями, и те теперь летают вокруг, ждут момента, чтоб нас уничтожить. А, как тебе?
– Ну ты наговорил, – откликнулся Химик, поразмыслив. – Помнишь, что ты мне сказал, когда я пересказывал речи Картографа?
– Что?
– А ты вспомни…
– Сказал, ну… Сказал: «во фигня какая», как-то так.
– Ну вот.
Никита помолчал.
– Нет, может, не так все примитивно, как это я излагаю, – согласился он. – Тут не спорю: может, цели этих Базовых какие-то более хитрые, и мотивация более сложная. Но в целом, почему бы и нет? Может, и так, все быть может.
– Так ведь вообще никакой уверенности нет в том, что Базовое Пространство существует, – сказал Химик. – Я, допустим, уже как-то разочаровался в этой идее. А ты вон, наоборот, поверил. И то, что Ноосфера создала Зону, – тоже я как-то не… По-моему, должно быть другое объяснение. И еще Картограф сказал что-то странное, проскользнуло так быстро… никак не могу вспомнить.
– О… Это кто еще там? – спросил Никита, поднимаясь.
Они схватились за пистолеты одновременно… и не вытащили оружие. От фигуры, возникшей вверху, по песку протянулась длинная узкая тень. Человек сделал шаг. Еще один. Побежал на подгибающихся ногах, упал головой вперед и съехал по склону.
– Болотник. – Никита, к удивлению напарника, попятился. – Он… но как он… Пришел за нами, добрался! Не могу я теперь в него стрелять: он мне жизнь спас там, на автостраде под землей. Сам его убей, Андрюха, я теперь не могу, сам стреляй!
– Уже никто ни в кого не стреляет, – сказал Химик.
Болотник, лежащий в паре метров над ними, пошевелился. Голова приподнялась, он перевернулся на бок, сел и тут же медленно повалился на спину.
– Святая Зона… – прошептал Никита. – Как же это…
Лица у Макса Болотника больше не было. Красно-розовую поблескивающую маску, будто обваренную в кипятке, покрывали трещины и складки. Губы слиплись, один глаз исчез внутри рыхлого провала, зато второй, вылезший из орбиты, сверкал, как сверхновая звезда. Страшные, напоминающие петушиные гребешки губы шевельнулись. Он что-то прохрипел, едва двигая обугленным языком.
– Что, Макс? – Андрей опустился на колени рядом, и то же сделал Никита.
– Как ты выбрался? – прошептал он, оглядывая прилипший к телу плащ и капюшон, который стал частью головы, слипся с выгоревшими волосами и обугленной кожей, въелся в нее.
– Пузырь, – шепнул Болотник.
– Что?
– Взрыв. Сильный. Очень сильный. От взрыва там… пузырь. Я не знаю как. Пространство вмялось, и вышел пузырь. Провалился в него. Он… весь огненный, жарко… Но я вышел. У меня ведь лоза… Вышел. В другой. Потом не помню. Вас… нюхом. Нюхом чуял, в голове… След ваш, мысли… Полз, на снорков попал. Четверо. Убил всех. И вот… дополз.
– Ты… ты сильный мужик, Макс, – пробормотал Никита. Он не знал, что сказать еще. – Я тебя уважаю.
– Зачем за нами полз? – спросил Андрей.
– Хотел посмотреть. Увидеть, чем все закончится. – Болотник уперся локтями в песок, приподнялся и упал обратно. Воротник плаща разошелся, обнажив сморщенную, как у старика, темно-красную шею. Никита произнес, не отводя взгляда от ужасного лица, заставляя себя смотреть на него:
– Теперь все тут собрались. Полковника только не хватает…
– Что ты хочешь увидеть, Макс? – спросил Андрей. – Тут уже ничего не будет. Все закончилось.
Голова качнулась. Рука поднялась, и красный палец с черным пятном обгоревшего ногтя ткнул куда-то за их спины.
– Нет. Только начинается.
Сзади раздался щелчок, и сталкеры обернулись.
Ученый немного отполз от того места, где находился раньше, и лежал теперь на боку. В руке его был изогнутый джойстик.
Большой палец вдавливал кнопку.
А Черный Ящик медленно раскрывался.

* * *

Он раскрылся. Внутри была широкая прямоугольная дощечка, на ней закреплен какой-то механизм, состоящий из шестеренок, пружин, прозрачных пластмассовых проводов, изогнутых спиралями. Посередине виднелись две емкости, большая и маленькая, одна полная красной жидкости – или густым красным дымом? – а другая желтой.
Что-то щелкнуло. Стенки ящика отодвинулись на невидимых стержнях, механизм подскочил, когда вниз из него выстрелила длинная толстая игла – и вонзилась глубоко в песок. Закрутились шестерни, субстанции устремились по трубкам куда-то в недра механизма, а потом – вниз по игле. Желтая уменьшалась медленно, красная – быстро. Это длилось несколько секунд, но затем течение процесса нарушилось, словно что-то сломалось в нем. Внутри механизма затарахтело, и обе колбы начали вдруг наполняться другим цветом, который словно высасывался из песка, вернее, из пространства под башней: сначала они стали бурыми, потом болотно-зелеными, оттенок менялся на все более концентрированный, резкий, ядовитый…
Бросив джойстик, ученый захрипел:
– Не так! Откуда там… Нет, они перенастроили систему! – он пополз, загребая руками песок – ноги были парализованы, – подтягивая тело, сипя: – Энтропийный вирус должен был разрушить информацию, закрыть пробой! Зона съежится, исчезнет! Они поменяли в обратную сторону…
Никита нагнулся, ища что-нибудь тяжелое, чтобы разбить эту штуку. Увидел автомат в песке и побежал к нему, но Болотник подсек ему ногу, сильно ударив носком ботинка под колено. Пригоршня упал, зарывшись головой в песок.
– Нет, нет! – Ученый был уже рядом, рука тянулась к механизму, вернее, к торчащему сбоку красному рычажку.
Обе емкости стали зелеными, такими ярко, ослепительно-зелеными, словно это были провалы, дыры в пространстве, ведущие в какую-то иную, заполненную изумрудным светом реальность.
Палец нажал на рычажок.
Колбы взорвались.

* * *

Над воронкой поднялся вихрь. Никита уже видел такой в пещере под катакомбами технокапища. Хотя этот был гораздо мощнее, выше, толще, гуще…
Но и просуществовал он недолго – не больше мгновения.
Вихрь вынырнул из глубин под башней. Разросся, заполнил весь зал, как циклопическая поганка, уперся вершиной в купол; ножка его, толщиной в несколько обхватов, стремительно утончилась, стала как ствол дерева, потом как веревка, как нить… Она порвалась, а вихрь сплющился и расширился, превратившись в бешено крутящийся диск. И взорвался – рванул во все стороны, стремительно увеличиваясь, пронзил пространство, циркулярной пилой прорезал его, заполняя собою все вокруг, напитывая светом зал, стены и всю постройку, ландшафт, пространство… Он сам стал пространством, заменил его.
А потом исчез.

* * *

Андрей пришел в себя из-за того, что стало нечем дышать. Песок царапал горло, набился в ноздри и уши… Всхрапнув, он сел, подняв облако песчинок, зафыркал, постучал по груди, перевернулся на четвереньки, плюясь, – и наконец смог вдохнуть. Рядом тяжело ворочался и что-то мычал Никита. Андрей поднялся на колени, ухватил напарника за плечо, приподнял.
– Твою мать… – донесся сдавленный голос.
Они кое-как встали и огляделись. Посмотрели друг на друга. Огляделись еще раз.
– Это что ж такое? – спросил Никита почти оскорбленно. – Это как… Ничего не изменилось?
– Вроде да… Нет. Макс умер.
Сталкеры склонились над Болотником – тот лежал, вытянувшись на склоне и глядя в купол. Лицо, присыпанное песком, уже не казалось таким уродливым. Ко всему прочему, он улыбался.
– Он… ну, наказал себя, – сказал Пригоршня тихо. – Когда понял, что тогда самого себя убил. Решил кару понести, умереть. Потому и залез на ту цистерну. Земля… песок тебе пухом, Макс.
Андрей стал спускаться, разглядывая дно воронки. Солдат, ученый, остатки механизма – все исчезло, засыпанное песком. Никита, плюясь и фыркая, пошел за ним.
– Что это все значит? – повторил он.
Усевшись по-турецки, Химик набрав горсть песчинок, выпустил между пальцами. Потом лег на спину, закинув руки за голову, поглядел в купол.
– Эй, слышишь! Прекращай так странно выглядеть. Я спрашиваю: что произошло…
– Помнишь, я тебе про монолитовца рассказывал, который в пузыре у Картографа появился? – спросил Химик. – Который в туман ушел?
– Нет, не помню.
– Я что, не рассказывал?
– Забыл, наверно. Но вообще-то ты столько всего тогда нарассказал, после тех пузырей…
– Ну, значит, про это все же забыл. Короче, я видел тогда монолитовца, Картограф с ним разговаривал. А потом тот ушел. Что, если… Погоди, дай я сам для себя сформулирую. – Он постучал пальцем по лбу, размышляя, и заговорил медленно, подбирая слова: – Вот что – в том пузыре был монолитовец. Мне показалось, не рядовой, какой-то офицер их. Когда я увидел его из кабины – он повернулся и ушел в туман. Не попытался напасть, просто ушел. А до того я никак не мог найти Картографа. По всему пузырю бегал – и нашел в броневике. Он что-то делал с Черным Ящиком. Что?
– Что? – повторил Никита и сам себе ответил: – Менял эту… настройку. Как тот ученый сказал: «в обратную сторону».
– Правильно. Осознание прислало монолитовца, чтобы договориться с Картографом. Передали, что мы везем к ЧАЭС штуку, которая закроет все пробои, отрежет нас от Ноосферы и сотрет Зону. Но можно что-то подкрутить… и процесс в обратную сторону пойдет. И Осознание с ним столковалось – ведь это в интересах Картографа, он существо Зоны, он… местный . Вне Зоны, без пузырей – ну что ему делать? Да он и жить, наверно, в нормальном мире не сможет. Они через монолитовца потолковали с ним, объяснили, что к чему. Потом он зашел в броневик, открыл ящик, подкрутил что-то… И сказал сектанту, который прятался где-то: все нормально, иди, можешь своим хозяевам передать… И тот ушел – но я его заметил. И теперь Зона…
– А чего ж монолитовец сам настройку не изменил?
– В броневик, наверное, не мог забраться, потому что тот в месте, которое Картографу принадлежит, стоял. Или, может, сектанты боялись к Черному Ящику подходить, их эта штука в колбах отпугивала, отталкивала от себя, может, излучала что-то такое, которое на других людей не действовало, только на них… Или еще что, не знаю.
– Так что, в конце концов, произошло-то? Они нам Ноосферу прокололи, как шину, сволочи? Или что? Если пространство наше осталось без оболочки, то…
– Подожди! – перебил Химик. – Слышишь шипение? Рация!
Они принялись искать и вскоре выкопали из песка радиопередатчик. Тот все еще работал, хотя из динамика доносилось что-то непонятное. Андрей стал крутить ручку настройки, одновременно регулируя громкость. Шипение… Шипение… Одно лишь шипение – и сквозь него на всех волнах доносится шепот, такой тихий, что слов не разобрать.
– Что-то тогда Картограф еще говорил, – пробормотал Андрей, продолжая вращать рукояти. – Он столько наболтал, у меня в голове перепуталось, тем более сложно рядом с ним находиться. Но какую-то он странную вещь сказал, надо же, не могу вспомнить…
Химик крутил и бормотал, пытаясь услышать из динамика хоть что-нибудь помимо этого странного шепота, пока Никита не схватил его за плечо.
– Гляди.
– Что? Подожди ты…
– Гляди!
Химик встал и оглянулся. Песчаный склон, тело Болотника на нем…
– Ну, что? Ты ж сам говорил: все по-старому. Только вот по радио какая-то чертовщина…
– Да нет же, Андрюха! По-старому? Ты посмотри на это!
И наконец Андрей понял.
Проникающий сквозь пролом свет изменился. Вроде бы он остался таким же, это был все тот же обычный дневной свет… но консистенция, текстура его стала иной. Будто какие-то зеленоватые пылинки – или искорки, или крошечные мягкие хлопья, – едва заметно взблескивающие, наполняли его. Они медленно текли внутри наклонного столба, достигая песка и бетона, гасли, впитываясь, насыщая их собою.
– Говоришь, Зона не съежилась, а наоборот, разрослась? – прошептал Никита.
– Вроде того.
– И намного? До Киева? На всю страну? На весь континент? Или, может…
– Не знаю я.
– Только разрослась – или что-то еще? Там… мне кажется, там все очень сильно изменилось, наверху. Слышишь?
Андрей прислушался – снаружи доносились необычное пощелкивание и стрекот. Странное дело, он не мог понять, какой у них источник, не мог определить даже, живое ли существо их издает, или они возникают благодаря какому-то природному явлению…
Никита шумно втянул носом воздух.
– И дышится как-то по-другому, чуешь? Не разберу, в чем дело. Раньше дышал – как воду пил, а сейчас будто заглатываешь, или песчинки втягиваешь, или… короче, ты понял.
– Нет, ничего я не понял. Но воздух и вправду другой.
– Ага. Вроде не противный, но… Короче, какой-то не такой, никогда ничего подобного не это…
– Не обонял.
– Не нюхал, да.
Они помолчали.
– И что там теперь? – спросил наконец Андрей.
– Надо подняться и посмотреть. И еще, ты знаешь, я заметил… У Болотника один глаз в конце в самом, когда он на ученого показал, – вроде черным стал. И без зрачка. Ты говорил, у Шрама тогда, в Долине… Так, может… а? Наблюдали они за нами, то есть за тем, что здесь произойдет? Не все время, нет, в конце только, когда Болотник в пузыри попал после взрыва. Взяли над ним контроль, помогли сюда добраться. А как бы он еще из пузырей выбрался, кто его вел?
Андрей вздохнул.
– Ты боишься наверх идти, я понимаю. Время тянешь.
– Да, – признал Никита, прислушиваясь к доносящемуся снаружи стрекотанию. – Что-то страшновато мне. Мурашки по спине бегут. Боюсь увидеть, что там теперь.
– И у меня бегут. Но не сидеть же здесь до смерти.
– До смерти, – повторил Пригоршня и вдруг ухмыльнулся. – До смерти! Нет, не будем. Пошли.
– Идем.
Они подняли из песка автоматы, переглянулись и стали неуверенно взбираться по склону, оступаясь и съезжая, сквозь искрящийся свет – навстречу тому, что ждало снаружи.